– Разумеется, это можно подозревать, – осторожно ответил Рудин. – Но это – не доказанный факт.

– А по‑моему, это – доказанный факт, – отрезал Вишняев. – Эти двое были стопроцентно идентифицированы, как убийцы нашего дорогого коллеги Юрия Иваненко.

Рудину вспомнилось в этот момент, насколько Вишняев ненавидел Иваненко и желал его смерти.

– Наш спор носит чисто академический характер, – заметил Рудин. – Даже за убийство капитана Руденко оба мерзавца обязательно будут ликвидированы в берлинской тюрьме.

– А может и не будут, – заявил с хорошо разыгранным гневом Вишняев. – Судя по всему, западные немцы их освободят и отправят в Израиль. Запад слаб, он не сможет долго выстоять против террористов на «Фрее». Если эта парочка доберется до Израиля живой, они раскроют свою пасть. Думаю, друзья мои, да, думаю, мы все знаем, что они там скажут.

– Чего вы просите? – спросил Рудин.

Вишняев поднялся с места, следуя его примеру поднялся и Керенский.

– Я требую, – заявил Вишняев, – внеочередного заседания Политбюро в полном составе завтра вечером в это же время – в девять часов. По вопросу чрезвычайной государственной важности. Это ведь мое право, товарищ Генеральный секретарь?

Рудин медленно кивнул гривой своих седых волос и посмотрел из‑под густых бровей на Вишняева.

– Да, – проворчал он, – это ваше право.

– Тогда встретимся завтра в это же время, – рявкнул теоретик и выскочил из комнаты.

Рудин повернулся к Петрову.

– Полковник Кукушкин? – спросил он.

– Выходит, что так. В любом случае, Вишняев знает.

– Есть какая‑нибудь возможность ликвидировать Мишкина с Лазаревым в Моабите?

Петров отрицательно покачал головой.

– Только не к завтрашнему дню. Нет ни единого шанса на успешную операцию под руководством нового человека за столь короткое время. Есть хоть какой‑нибудь способ оказать на Запад давление, чтобы их вообще не выпускали?

– Нет, – коротко отрезал Рудин, – я задействовал на Мэтьюза все давление, какое только было в моем распоряжении. Нет больше ничего, чем бы я мог воздействовать на него. Сейчас все зависит от него и этого чертова немецкого канцлера в Бонне.

– Завтра, – грустно промолвил Рыков, – Вишняев и его людишки представят Кукушкина и потребуют, чтобы мы его выслушали. А если к тому времени Мишкин с Лазаревым окажутся в Израиле…

В 8 часов вечера по европейскому времени Эндрю Дрейк через капитана Ларсена передал с «Фреи» свой последний ультиматум. В 9.00 на следующее утро, то есть через тринадцать часов, с «Фреи» в Северное море будут сброшены еще 100 000 тонн нефти, если Мишкин с Лазаревым не будут посажены на самолет и отправлены в Тель‑Авив. А в 20.00, если они не прибудут в Израиль и не будет подтверждено, что это действительно они, «Фрея» будет взорвана.

– Черт подери, это уж последняя капля! – закричал Дитрих Буш, когда ему сообщили об ультиматуме через десять минут после сеанса связи с «Фреей». – Кем он себя воображает, этот Уильям Мэтьюз? Никто не сможет заставить канцлера Германии продолжать это безумие – все кончено.

В двадцать минут девятого правительство федеральной республики объявило, что оно безоговорочно идет на освобождение Мишкина и Лазарева на следующее утро в 8 часов.

В 8 часов 30 минут вечера на военный корабль США «Моран» лично для капитана Майка Мэннинга поступило закодированное сообщение. После его расшифровки оно выглядело следующим образом:

«Подготовьтесь по приказу открыть огонь завтра в 07.