Он внимательно изучил выписанную в Лондоне визу, оторвал ее въездную половину и прикрепил скрепкой листок с выездной визой. После этого он возвратил паспорт Дрейку – тот был допущен внутрь страны.
В автобусе, выделенном «Интуристом», который принял их на борт в аэропорту и отвез до семнадцатиэтажной гостиницы «Лебедь», он вновь принялся изучать своих спутников. Примерно половина из них имела украинские корни – эти отправились навестить землю своих предков и были переполнены радостным волнением. Другая половина состояла из коренных англичан, которые были обычными любопытствующими туристами. Все они, по всей видимости, были обладателями британских паспортов. Дрейк со своей английской фамилией оказался во второй группе. Он ничем не показывал, что свободно говорит по‑украински и сносно изъясняется на русском.
Во время этой поездки на автобусе они познакомились с Людмилой – интуристовским гидом, выделенным им для сопровождения. Она была русской и по‑русски же разговаривала с водителем, который также отвечал ей по‑русски, хотя и был украинцем. Когда их автобус выехал из аэропорта, она улыбнулась и на довольно приличном английском начала описывать предстоящую им поездку.
Дрейк бросил взгляд на описание их маршрута: два дня в Киеве, где они будут бродить вокруг собора Святой Софии («Прекрасный образец архитектуры Киевской Руси, именно там похоронен князь Ярослав Мудрый», – прощебетала с переднего сиденья Людмила); посетят Золотые ворота десятого века и Владимирскую горку, не говоря уже о государственном университете, Академии наук и Ботаническом саде. Не сомневаюсь, подумал Дрейк, что при этом никакого упоминания не будет о случившемся в 1964 году пожаре в библиотеке академии, когда погибли бесценные манускрипты, книги и архивы, посвященные украинской национальной литературе, как и о том, что пожарная бригада опоздала на целых три часа, и о том, что пожар устроили спецы КГБ в качестве ответа на националистические писания «шестидесятников».
После Киева они потратят один день на путешествие на судне на подводных крыльях до Канева, затем проведут день в Тернополе, где о таком человеке как Мирослав Каминский, конечно же, не соизволят упомянуть, и наконец отправятся во Львов. Как он и ожидал, на улицах столицы – интенсивно русифицируемого Киева он слышал исключительно русскую речь. Только когда они добрались до Канева и Тернополя, стал широко звучать и украинский язык. Сердце у него запело, когда он услышал, сколько людей на нем говорят, и как широко он используется; единственное, что его огорчало, так это то, что ему приходилось повторять: «Простите, ду ю спик инглиш?». Но он мог подождать до тех пор, пока не придет время навестить два адреса, которые он запомнил так хорошо, что был способен повторить их задом наперед.
За пять тысяч миль от этого места президент Соединенных Штатов собрал в узком кругу своего советника по национальной безопасности Поклевского, Роберта Бенсона из ЦРУ и третьего – Майрона Флетчера, главного специалиста по зерновым вопросам в Советском Союзе из министерства сельского хозяйства.
– Боб, вы действительно полностью убеждены, что разведданные с «кондоров» генерала Тейлора и ваша собственная наземная разведка приводят именно к этим цифрам? – спросил он, пробегая вновь глазами колонки цифр, разложенных перед ним.
Доклад, который пять дней ранее представил ему через Станислава Поклевского шеф разведки, содержал разбивку всего Советского Союза на сотню зернопроизводящих зон. В каждой из этих зон был выбран в качестве образца квадратный участок местности размером десять на десять миль, сделано его приближение и увеличение, после чего проанализированы зерновые проблемы. На основе этих ста образцов его эксперты составили цельную картину и спрогнозировали урожай зерна во всей стране.
– Господин президент, если мы и ошибаемся, то только проявляя более осторожный подход, так как показываем Советам такой урожай, которого они вряд ли могут ожидать, – ответил Бенсон. |