Изменить размер шрифта - +

— Да, поэтому мне важно найти Боба, — кивает Штарк и добавляет, чтобы придать своему статусу немного официальности: — Дело вообще довольно важное для нас, «Мидвестерн мьючуал» — крупный клиент.

— Сколько бы вы заплатили за информацию о Бобе?

Тьфу, надо было молчать про крупного клиента!

— Об этом мне надо советоваться с партнером. Ну, и все зависит от того, какая информация.

— У меня никакой нет, — честно признается Дорфман. — Но Боб может выйти на связь, когда ему надоест прятаться. Мы же его искали с Чернецовым, пока Вовка не запил. На работу Боб никуда не устроился, ни в один оркестр, на что он живет — черт его знает. Не в переходе же играет на китайской скрипке за сто баксов. Хотя всякое может быть.

— Почему всякое?

— Боб непростой. Тихий, но черти в нем водятся будь здоров. Я до сих пор забыть не могу, как он в клубе выступил. Никогда такой игры не слышал, разве что в записи, от какого-нибудь Перельмана.

— Вы же хорошо его знали, играли вместе; то есть тогда, в клубе, он показал что-то особенное?

— Играли вместе — да, и выпивали вместе, но чтоб я хорошо его знал — сказать не могу. А что показал особенное — это мягко говоря. Аж искры летели.

— Михаил, а скажите, много там было народу? В клубе?

— Нет. Сидели компании по углам. Двое каких-то с сигарами, я помню, в шахматы играли. Какие-то иностранцы в пиджаках коньяк пили; один крикнул «браво», когда Боб доиграл.

— Как вы думаете, из тех, кто слышал Боба, мог кто-нибудь украсть у него скрипку? Или отнять?

Дорфман ненадолго задумался.

— Теоретически — да. Вообще, в «Реставрации» публика не такая, там дорого и много своих… ну, знакомых хозяина. Но черт его знает. Это же Москва.

— Вы не москвич?

— Я из Новосибирска. Боб у нас был москвич. Чернецов из Ростова, Иноземцев… Пес его знает, откуда он.

— Мне Чернецов сказал, что когда Боб доиграл, то одна женщина плакала. Которая с вами была. Анечка.

— Да. Это девушка банкира, Константинова. Он наш спонсор был. Она же и попросила Боба сыграть.

— А правда, что она почти сразу за Бобом ушла оттуда? Из клуба?

Дорфман некоторое время смотрит на Ивана ничего не выражающими глазами, затем медленно переставляет футляр с виолончелью к дальнему концу скамейки, поднимается и вдруг резко хватает Штарка за грудки.

— Я так и думал, что тебя Константинов прислал. Мьючуал-фуючуал… Какого хрена вам еще надо? Сам пусть разбирается со своей личной жизнью. А квартета нет больше, каждый крутится как умеет, — оставьте нас в покое, понял?

От неожиданности Штарк на секунду перестает соображать — еще и очки свалились у него с носа, — а потом рефлекторно наклоняет голову и бьет Дорфмана лбом в переносицу. Откуда у него такие рефлексы, он будет раздумывать еще долго: Иван не дрался со школы и убедил себя, что никогда не будет. Насилие всегда претило ему.

Размазывая по лицу кровь левым рукавом, Дорфман замахивается правой: кулак у него нешуточный. Но Иван выставляет вперед длинную руку и слегка отклоняется в сторону, так что ослепший от слез виолончелист промахивается.

— Да погоди ты! Не присылал меня Константинов! Я с ним только сегодня встречаюсь в первый раз, в два часа! Задам ему те же вопросы!

Говоря это, Штарк извлекает из кармана пиджака пачку бумажных салфеток, оставшуюся от недавней простуды, и протягивает Дорфману, а сам наклоняется за очками. Слава богу, целы.

Виолончелист, явно парень отходчивый, садится, берет салфетку и продолжает размазывать кровь уже ею.

Быстрый переход