— Ты сошел с ума, — бормотала она, задыхаясь, отворачивая лицо от жадных, ищущих губ, и вдруг вскрикнула, ощутив их проникновенный жар в ямочке на шее. Тут же приподняв голову, испанец поймал ее вскрик губами и заставил замолчать таким поцелуем, что силы совершенно оставили Жанну, глаза застлал жаркий туман, и тело запылало.

И все поплыло, как во сне, под градом обжигающих, ненасытных поцелуев. Потом девушка поняла, что ее несут в темноту арки. Там обширно разрослась жимолость, роняя на землю лепестки, образовавшие золотисто-розовый, одуряюще пахнущий ковер. Его она и почувствовала под собой, придавленная сверху гибким, сильным телом Рауля. Распластанная на плаще и лепестках жимолости, она молотила кулачками по лицу, плечам, улыбающемуся рту испанца.

— Ты глупышка, Жанна. Мне ни капельки не больно от твоих ударов, а вцепиться в глаза — у тебя злости не хватит.

— Я тебя ненавижу… ненавижу…

— Это мы уже слышали, — съязвил он и, сдвинув вырез платья, впился губами в обнажившееся нежное плечо. — Вот этого ты боялась все время, а? Маленькую англичанку принудили покориться объятиям дикого жителя пустыни. Заставили покорно подставлять губы его поцелуям. Бедная Жанна! Знай я, что ты придешь в такой ужас от перспективы выйти за меня замуж, непременно оставил бы тебя на заботливое попечение мадам Нойес. Уж она-то наверняка приняла бы свою взбунтовавшуюся машинистку обратно — в качестве прислуги за все… Еще бы, ведь не каждая девушка по собственной воле предпочтет остаться старой девой.

— Лу-лучше остаться старой девой, чем быть просто вещью.

— Ну, девочка моя, тогда уж ты, скорее украшение, чем просто вещь.

— Т-ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать.

— Nina, я сейчас не расположен разгадывать загадки, — его губы медленно, томительно прошлись по шее Жанны от плеча до мочки, и от этого прикосновения она пришла в полное отчаяние.

— Ты забавляешься, играя со мной, потому что я бедна, скромна и некому меня защитить. Бессовестно испытывать на мне свое обаяние, пользуясь тем, что ты богат, знатен и д-дьявольски к-красив!

— И законченный негодяй, верно?

— В данный момент ты ведешь себя именно так!

— Тебе не нравятся мои поцелуи?

— Они мне ненавистны. — И это была правда, поцелуи без любви были для Жанны невыносимы. Они заставляли девушку стыдиться самой себя, ибо вызывали безумное желание откликнуться и растаять в них. От этих поцелуев щемило сердце — и неожиданно Жанна разрыдалась. Бурные слезы потоком текли по щекам, она чувствовала себя обиженной и измученной. Измученной Раулем, луной, томительным запахом жимолости и недоуменно-тревожным уханьем совы, прежде обитавшей здесь в спокойном одиночестве и потревоженной их вторжением.

Закрыв лицо руками, она плакала, как в далеком детстве. Жанна чувствовала себя такой одинокой, словно ее снова закрыли одну в дортуаре в наказание за то, что она прыгнула в ледяной поток, услышав, как Марджи зовет на помощь. Ее отругали и даже ударили за этот опрометчивый поступок — прыгать в воду, не умея плавать.

А сегодня на нее разозлился Рауль. Она осмелилась расстроить его обожаемую бабушку. Хотя Жанна и была уверена, что теперь стала для него обузой, она все же не понимала, отчего он так жесток к ней. Ведь это же просто по-зверски — целовать, не любя, и угрожать еще большим, прижимая ее, беспомощную и плачущую, к раздавленным лепесткам.

— Жанна, какое ты все-таки еще дитя, — он отвел ладони от мокрого лица и принялся утирать ей слезы большим носовым платком. — Я и забыл, что ты совсем не похожа на девушек Эль Амары. Воспитание в приюте сделало тебя слишком чувствительной и неуверенной.