Настолько красивого, трудно было перестать смотреть на них. Но если бы дело было только в цвете. Я всматривалась и не могла понять, что сделало мой взгляд настолько притягательным? Естественные тени ли так легли, ресницы ли стали длиннее и гуще, или разрез глаз слегка изменился? Или всё вместе? Всё вместе?!
Зажмурилась на секунду, с трудом сдержав стон, снова распахнула ресницы. Вгляделась в лицо… Кожа — стала светлее, одного равномерного оттенка, и даже исчез маленький шрам на подбородке, оставшийся ещё с тех пор, когда я первый раз убежав из дома, споткнулась в темноте и рухнула лицом на камни. Теперь шрама не было… Нос… он стал тоньше и изящнее, и не осталось даже намёка на веснушки, которые его покрывали… Губы… полнее, очерченнее, и с лёгким коралловым оттенком… Лицо… Скулы выше, овал тоньше…
Внезапно поняла, что я сползаю на пол.
Точнее как поняла — Ыгырх любезно поддержал меня, схватив за шиворот и вздернув вверх. Он же и прорычал шепотом:
— Эй, там зовут тебя.
С недоумением посмотрев на него, внезапно услышала:
— …Риа, умертвие подери, мне выломать дверь?
— Нет, — ответила, осознавая, что была настолько оглушена случившимся, что даже не услышала, как меня зовут. — Со мной всё в порядке, Норт, я закончу и выйду.
Вопрос только в том, с чем я закончу. Вновь посмотрела на себя в зеркало, и улыбнулась. Из-за того, что Ыгырх продолжал держать за шиворот, я выглядела как марионетка.
— Отпускать уже? — спросил Ыгырх. Я кивнула. Но едва гоблин перестал удерживать, медленно сползла на пол, села, обняв колени и уткнувшись лбом в колени, и попыталась взглянуть на ситуацию здраво и рассудительно. На ситуацию, которая грозила превратить в реальность мой самый жуткий из кошмаров. Сейчас, сидя на полу и отчаянно пытаясь взять себя в руки, внезапно отчётливо поняла — я всегда боялась мужского внимания. На грани ли интуиции, из-за приставаний отчима, или под влиянием памяти той крови, что влил в меня дядя Тадор — не знаю. Но страх был. Дикий, сковывающий, давящий, затрудняющий дыхание… Насколько же дикий ужас пришлось пережить Калиан, что он сохранился в памяти её крови?!
От этой мысли по спине прошёлся холодок, и замер где-то в груди. Внезапно поняла, что до этой секунды я переживала за ребят, за Ташши, за то, что разрушила его отношения с Ярославой, но не думала о себе. Я ни на мгновение не подумала о себе, но именно сейчас, соотнеся дикий ужас с памятью крови, я внезапно подумала о том, чем кровь Кошки грозит мне…
— Габриэль правду писал — бежать тебе надо, — наставительно произнёс Ыгырх, присаживаясь на корточки передо мной.
В юбке это выглядело забавно.
А я вспоминала поведение парней во дворе, то как вёл себя Гаэр-аш, когда, выходя из моей комнаты, бросил Гобби: «Объясни нашему сокровищу, что с кровью она доигралась. Основательно доигралась. Я теперь даже в Данниасе не уверен больше. Круг общения для неё я, Норт и Эдвин. Всё. Нет, я объяснить не смогу, я на неё сейчас даже смотреть фактически не могу. Тяжело. Нужно успокоиться.»
И это Гаэр-аш, человек с железной волей, давшей сбой лишь на момент пробуждения в нём силы и сущности тёмного лорда.
И ледяным ужасом в моей голове вдруг промелькнула чёткая мысль: «А что будет, когда моя кровь проснётся?»
— Бежать, — повторил Ыгырх. — У нас-то ты внешне страхогоблина, на тебя никто и не позарится, а тут… тут беда будет, ледя, большая беда.
И вопрос в том, когда? Когда и… чего ждать?
Внезапно в двери постучали, а затем, без труда открыв защелку, заглянуло румяное лицо Любавы. Ведьмочка, смущённо улыбнувшись, неловко протиснулась, закрыла за собой двери и смущённо улыбаясь, сообщила:
— А меня Эдвин послал. |