— Мое нынешнее служение много тяжелее, чем власть герцога Каладана, — извиняющимся тоном произнес Пауль, глядя в окно на толпу, выстроившуюся с обеих сторон дороги, по которой проезжал экипаж. — Первые битвы джихада развернулись уже на тридцати планетах. Долг может позвать меня на войну в любую минуту.

— Конечно, сир. Мы все понимаем, что вы — император Пауль Муад’Диб, человек, который отвечает не за одну планету. — Но было заметно, что Орлеак не вполне это понимает. — Однако люди знают, что вы дорожите воспоминаниями о родине. Подумайте, какую пользу может принести Каладану перенос столицы.

— Муад’Диб уже посетил вашу планету, — грубым солдатским голосом произнес Чатт Скорохват. — Вас и так уже коснулось его величие.

В тот вечер Пауль с наслаждением улегся спать в своей детской до мелочей знакомого старого замка. На стене висело красочное панно, сшитое представителями местных деревень. Пауль помнил, что это панно было принесено в дар герцогу Лето, но не помнил, по какому случаю.

— Надо было взять с собой Чани, — пробормотал Пауль. Но она не желала покидать Дюну. Кто знает, может, когда-нибудь…

Сладкие мечты захлестнули его, на мгновение заставив забыть о джихаде; он вообразил, как, вернувшись на Каладан с Чани, пойдет рука об руку с ней вдоль прибрежных утесов, а брызги соленой воды словно крошечные бриллианты будут падать на ее загорелые щеки и лоб. Они могли бы надеть простую одежду и проводить время в беззаботных радостях, бродя по садам и рыбацким деревушкам. Когда Пауль погружался в этот несбыточный сон, утомленный разум почти убедил его, что это возможно, но не теперь. Однако непокорное предзнание отказывалось рисовать такие идиллические картины.

Проснувшись на следующее утро, Пауль обнаружил, что приемный зал украшен цветами и лентами, стены увешаны записками, посланиями и рисунками. Стараясь как можно лучше приветствовать своего герцога, местные жители принесли ему подарки — цветные раковины, крупные жемчужины, плавающие в масле, засушенные цветы и корзины свежей рыбы. Простые люди несли все это от чистого сердца; у ворот замка выстроился живой коридор из крестьян и рыбаков, желавших увидеть императора.

Но сам Пауль начинал испытывать беспокойство.

Джессика уже давно пробудилась и, стоя у ворот, приветствовала собравшуюся толпу.

— Они долго ждали приезда своего герцога. Им нужен Пауль Атрейдес. Когда ты вернешься на Дюну и снова станешь императором Муад’Дибом, кто будет играть эту роль? Не бросай этих людей, Пауль, они — самая большая твоя ценность.

Пауль взял одно из писем и внимательно прочитал послание, написанное молодой женщиной, видевшей его много лет назад, когда он гулял по ее деревне вместе с герцогом Лето. Женщина писала, что приветствовала их серебристым флагом с голубыми лентами. Пауль поднял голову и посмотрел на мать.

— Мне очень жаль, но я ее не помню.

— Но зато она помнит тебя, Пауль. Любая сделанная тобой мелочь оказывает на этих людей магическое действие.

— Не только на этих, но и на всех остальных. — Пауль не мог отделаться от видений кровавого джихада, его неимоверных бедствий, не мог не думать о том, как трудно будет справиться с чудовищем, выпущенным на свободу, — не важно по его воле или нет. Путь к выживанию человечества был узок, как лезвие бритвы, и скользок от крови.

— Если я правильно тебя поняла, ты считаешь, что стал слишком важным, чтобы править одним Каладаном? — Джессика не могла скрыть упрека. Неужели она не видит, что дела обстоят именно так? Чем сильнее было радостное волнение этих людей, тем большую неловкость испытывал Пауль.