– Погоди, – недовольно осадил ее Виктор Николаевич. – Надо бы организовать, чтобы стоянку нормально чистили. Безобразие, понимаешь. Иду, как ледокол, по колено в жиже.

– Витя, не надо больше этой глупой конспирации. Я больше не буду скрывать наши отношения. Я согласна любить тебя открыто. Жизнь дается один раз, и брать от нее надо все! Почему мы должны давить свое чувство в угоду общественной морали? Я абсолютно не стесняюсь нашего чувства, вот так!

«Хорошая была бабенка, крепенькая такая, ну да ладно…» – элегически подумал Бобриков и, скупо улыбнувшись, прошлепал мимо.

– Витя, ты оглох! – Лиза посеменила следом. – Я больше не стесняюсь нашей связи, я ею горжусь. И пусть все знают. Это не страшно, что у нас такая разница в возрасте. Если родители будут против, я готова любить тебя вопреки их воле и без их благословения.

– Ой, – лучась ехидным добродушием, шеф расплылся в язвительной улыбке. – А то никто не знал, что ты гордишься. Готова она. Эх, молодежь. Все бы вам сразу да на блюдечке.

– Витюша, я не понимаю…

– Ты не расстраивайся. – Бобриков, весело мотая ушастой головой, бодро пошагал на проходную.

– Я и не расстраиваюсь. – Лиза недоуменно перебирала ногами, стараясь не отставать. – Ты не понял, я готова связать с тобой жизнь, понимаешь?

– Чего ж не понять, – внезапно остановился Виктор Николаевич. – Очень даже понимаю. Все хотят. Тебе работать здесь нравится?

– Да, – попятилась девушка, как раз планировавшая уволиться и осесть дома, лишь изредка набегая на фирму в роли хозяйки. Но, по идее, Витюша сам должен был предложить ей этот вариант. Не к лицу жене миллионера работать. Нынешняя супруга Бобрикова в качестве соперницы не рассматривалась, потому что – смешно. Где она, а где Лизочка.

– Ну вот и работай. Или не работай, – непонятно пошутил шеф, потрепав Симбирцеву по щечке.

Никогда нельзя переоценивать свое влияние на мужчину. Конечно, излишние комплексы и заниженная самооценка еще никого до добра не доводили, но и в гордости за себя, любимую, надо знать меру. Лиза была еще слишком юна, чтобы правильно оценивать позиции и перспективы. И слишком самоуверенна, чтобы вовремя остановиться.

– Я даже не знаю, – кокетливо протянула она, в недоумении догоняя босса, который слишком быстро удалялся, даже не озаботившись тем, чтобы удостовериться: понята ли его шутка. То, что сказанное шуткой не было, Елизавете даже в голову не приходило. – Вообще-то, я бы лучше не работала.

– Тогда пиши заявление на увольнение через две недели. Раньше никак, нужно тебе замену найти.

Слово «замена» Лизе не понравилось. Оно было подозрительным и скользким, как змея за пазухой. Что-то было не так. В воздухе сгущалась фатальная необратимость негативных изменений в Лизочкиной судьбе.

Именно поэтому, вместо того чтобы вступить в конфронтацию с Серафимой, начальница внезапно притихла в углу, погрузившись в невеселые размышления о стратегии дальнейшего поведения.

– Лиза, ты сегодня очаровательно выглядишь. – В операторскую ввалился Вова Хрящиков со сникерсом в потной ладошке.

Серафима тут же злорадно представила, во что превратился шоколадный батончик, нервно сжимаемый хрящиковской лапкой.

– А я? – басовито хохотнула она, выставив в проход ногу на новом каблуке. Щуплого Вову такой ляжкой можно было только напугать, но никак не вдохновить на комплимент. Переступив через Серафимины прелести, как через бревно, Вова застенчиво протянул сникерс Лизе.

Серафиме этот кусок шоколада с орехами даром был не нужен, хотелось мужского внимания, отсутствие которого особенно остро сказывалось на фоне покупки сапог и обновленного постройневшего образа.