Глаза Алека были наполнены покаянной болью.

– Ты ранишь меня, дорогая. Но я понимаю твою точку зрения – я был несколько более возбужден, чем думал. Естественно, я возмещу тебе загубленную юбку. Позволь снять ее с тебя, и мы продолжим.

Смущение затопило меня, оставив мое лицо пылать.

– Знаешь, в этом, действительно, нет необходимости. Я просто…

– Это совершенно необходимо, уверяю тебя, – сказал он, с волчьей ухмылкой. – Я буду крайне наслаждаться, раздевая тебя.

Я хотела бы умереть прямо здесь на месте, но в равной степени, я хотела испытать все удовольствие, что обещали его глаза. Желание взяло верх над стыдом.

– Хорошо, но ты должен сначала погасить свет.

– Погасить свет? – Легкая хмурость появилась меж его бровей.

– Ты собираешься заставить меня сказать это, не так ли? Прекрасно. Я смогу выдержать немного больше унижения. Я не хочу, чтобы ты видел меня обнаженной, о'кей?

Он мельком глянул вниз на мои груди, на бесстыдных нахалок, едва сдерживаемых лифчиком.

– А. Я начинаю понимать. Ты стесняешься своего тела и думаешь, что я найду в нем изъян.

– Ладно, ты должен признать, что во мне есть много к чему придраться, – прямо сказала я, кивая в сторону света. – Если бы ты просто выключил его, я пошла бы сбросила юбку, и мы могли бы здесь продолжить.

К моему чрезвычайному и полному облегчению, он сделал, как я просила, его смех заполнил вдруг потемневшую комнату, когда он выключил свет. Шелест простыней последовал за: – Тебе нечего бояться, уверяю тебя, но если это заставит тебя почувствовать себя лучше, я удовлетворюсь пиром для других моих чувств.

Пока в ванной, так быстро как возможно, я сбрасывала остатки своей одежды, я осуществила еще одну быструю проверку всего, что было доступно, желая срочно почистить зубы и не сделать чего-то, что разрушило бы то, что, несомненно, собиралось стать лучшим вечером в моей жизни.

Алек хихикал, когда я вслепую нащупывала путь к постели, приостановившись и с минуту попрыгав на одной ноге, когда ударилась пальцем ноги о кроватную раму.

– Ты любительница подразнить, Пия Томасон. Но такое восхитительное поддразнивание, я не могу пожаловаться на твое решение довести меня до безумия от желания. А, вот ты где.

Он был теплым и мужественным, и в значительной степени соответствовал описанию любого воображаемого мужчины, которого я когда-либо представляла. Я скользнула в постель рядом с ним, скрестила пальцы, чтобы он не настаивал пощупать все мои пухлые места. Мужчинам нравятся груди – может быть, если я смогу удержать его интерес на них, он не обратит внимания на мой живот, бедра и насколько большим был мой зад.

– Что у нас здесь есть? Соски? Как очаровательно. – Прежде чем я смогла указать ему на соответствующие места, он погрузился в мою грудь, его руки пощипывал, трогали и вообще прямиком принялись за дело.

– Тебе нравится это? – Спросил он, и я подпрыгнула на кровати, когда он взял один сосок в рот и прищемил его меж зубов.

– Милый Боженька на небесах! – Заорала я, прижимая его голову.

– Я приму это как да. – В его голосе был смех, когда он обратил внимание на другую грудь, а одна его рука начала продвигаться ниже. Я втянула живот, но беспокоиться было не о чем – его рука продолжила дрейфовать ниже, пока он не достиг мест южнее.

– Мне жаль, но я не пользуюсь воском, – внезапно выпалила я, обмерев. Что если все европейские женщины были там безволосыми или, по меньшей мере, подбриты? – Я однажды пробовала эпиляцию в зоне бикини, когда моя подруга собралась замуж, и она умоляла меня попытаться с ней, но я почти отключилась от боли и поклялась никогда не делать чего-то вроде этого вновь.