|
Мирч смерил его взглядом и сказал Ильмару: — Вели своему холопу опустить пистоль и назад отойти. А то… — Это у вас в Киеве холопы, — с тихой ненавистью процедил Прохор. — А у нас здесь вольные люди. Но Мирч, казалось, уже позабыл про него — ссутулившись, он вновь уставился в пол между своих ног. — Гляжу, хорошо вас обучили переговоры вести, — сказал Ильмар. Коста развел руками. — Достопочтенный Мирч Сельмур не переговорщик, служба его при Храме киевском совсем другого порядка. И у него есть двоюродный брат, Ига, старший бригады, посланный в помощь вам, атаман Крест. Люди эти должны были доставить Артюха к нам в условное место. Но не доставили. Мы… — Его брат, — Ильмар повел подбородком в сторону Мирча, — погиб в Москве. Застрелен жрецами под стенами Храма. Рука крепко сжимала обрез, Ильмар готов был вскинуть оружие и выстрелить в голову Мирча, если тот после этих слов бросится на него, — но ничего такого не произошло. Седой только еще больше ссутулился, еще ниже опустил голову. — Кто-нибудь выжил? — спросил Коста. — Еще четверо ваших погибли. Один, как его, — атаман щелкнул пальцами и взглянул на Прохора, который убрал револьвер, но ко входу не отошел, так и стоял позади Мирча. — Тот, с подбородком как наковальня? — Велеш, — ответил помощник. — Да, Велеш ваш до лагеря дотянул. Его трижды ранили, но дожил. Лекарь мой не смог ничего поделать, Велешу грудь прострелили, он дышать толком не мог. Хотя сильный — долго сопротивлялся. Его тут похоронили, на краю рощи, могилу вам покажем, если надо. А тела остальных в Храме остались, не знаю, что с ними. — Что же, выходит, погибли все наши люди — и ни одного вашего? Не кажется ли вам… — Почему ни одного? — перебил Ильмар. — Я троих потерял. И еще раненые есть. Видели, двое под входом стоят, это Рэм с Калебом. Калеб хромает — ему монах в Храме лодыжку прострелил. Сложное дело было, на Храм никто никогда наскакивать не решался. Если б не ваш человек в Ордене, который на плане обители посты разрисовал да пароли на ту ночь дал… Он вдруг понял, что лицо Косты изменилось, — с самого начала разговора он улыбался, а сейчас напрягся и стал до предела серьезен. — Где Зиновий Артюх? — спросил переговорщик. — Тоже погиб? Они с Мирчем уставились на атамана так, будто решался вопрос жизни и смерти всего Ордена Чистоты. — Нет, почему же. У меня он. Ильмару показалось, что Коста едва сдержался, чтобы не вздохнуть облегченно. Переговорщик откинулся на лавке, расстегнул верхнюю пуговицу плаща и погладил кадык. — Так приведи его, — буркнул Мирч. Ильмар покачал головой. — Нет? — спросил Коста. — Почему нет? Он тяжело ранен? В беспамятстве? Он… — Спрятал я его, — отрезал Ильмар. — От вас спрятал. А до того в палатке рядом держал. Он жив, но… Знаете вы, что Зиновий отвар из дурман-травы давно пьет? У него мозги в кашу уже. И зачем вам этот убогий? Хотя догадываюсь. Коста с Мирчем переглянулись, во взгляде переговорщика мелькнуло что-то, атаман не разобрал. Он, впрочем, и не пытался больше вникнуть в тонкости разговора, выражения лиц и жесты собеседников. Первые слова сказаны, теперь болтать до утра можно, но Ильмар Крест разговоры вести подолгу не привык, он-то не переговорщик. Теперь надо рубить наотмашь. — Вы сказали, что спрятали его… — начал Коста, но Ильмар не дал закончить. Он подался вперед и заговорил: — Артюх знает такое, чего никто больше в Московии не знает. А может, и вообще никто нигде. Что именно — не понял я. Мы его не пытали, он здоровьем слаб, под пытками запросто помереть может. Боли в груди его мучат, сильные боли, потому наркотик потребляет и… думаю, болен он смертельно. |
