Какая-то пелена внезапно окутала черные вершины, но это не были слезы. Джарел в изумлении продолжала всматриваться вдаль и даже протерла глаза. Ошибки быть не могло – вся земля Ромны таяла вокруг нее подобно туману или облакам. Темные деревья с озером между ними, каменистая земля – все расплывалось и покрывалось дымкой до тех пор, пока сквозь эту дымку не показались те далекие горы. Теперь они оказались рядом, возвышались прямо над ней. Ошеломленная непостижимым, она, словно изваяние, стояла среди обрывков исчезающей рощи у самого подножия тех гор, которые еще мгновение назад высились вдали, у самого горизонта. Пав сказал правду – Ромна была странной землей. И еще он что-то говорил об иллюзии.

Пытаясь вспомнить слова Пава, Джарел посмотрела вверх, на темные склоны, высившиеся над ее головой. Высоко наверху, на голом каменистом уступе, она разглядела серые ползучие растения, которые свешивались с обеих сторон скалы, и качающиеся кроны высоких деревьев. Гадая, что же скрывается там, за увитыми диким виноградом скалами, она всматривалась в камни. И вот…

В зыбком темном тумане горная гряда растаяла перед ее глазами. Когда туман рассеялся, перед Джарел лежала равнина, обрамленная виноградными лозами и густо заросшая огромными деревьями. Джарел стояла на самой кромке этой равнины, а за ее спиной зиял черной раной головокружительной высоты обрыв. Но не было никакой тропы, по которой она или иное существо могли бы добраться до этого заросшего густым лесом плато.

Джарел оглянулась и посмотрела назад и вниз на расстилавшуюся перед ней землю Ромны. Эта земля простиралась теперь до самого горизонта – с черными скалами и черными качавшимися верхушками деревьев, с бесцветными холмами, отчетливо видными в чистом темном воздухе Ромны. Нигде не было ничего, кроме скал, холмов и деревьев, ясно различимых до самого горизонта в поглощавшем все цвета темном воздухе. Никакие признаки человеческого присутствия не нарушали мрачности открывшегося перед ней пейзажа. Может быть, того огромного черного зала, где сидел на своем троне черный исполин в пламеневшей короне, и вовсе не существовало?

Что-то настойчивое и необъяснимое отвлекло ее внимание от созерцания земли, простиравшейся внизу. Безотчетно повернувшись к лесу, она застыла на месте, и ее рука непроизвольно метнулась к поясу, туда, где на сей раз не было привычного кинжала, – среди деревьев показалась какая-то фигура.

Это была женщина. Белая, словно прокаженная, на фоне черных деревьев, бледная такой бледностью, которой не касаются тени, она медленно двигалась вперед. Она была худа – смертельно худа – и завернута в белый балахон, точно в саван. Черные волосы змеились по ее плечам.

Но глаза Джарел были прикованы к лицу женщины. Ледяное дыхание ужаса вновь коснулось ее спины. На нее медленно надвигался лик самой Смерти – череп, обтянутый белой-белой кожей. Это чудовищное, абсолютно лишенное каких-либо красок лицо тем не менее не было лишено необъяснимой красоты, красоты прекрасно вылепленной кости.

С белыми губами, с глубокими тенями в глазницах, это порождение неведомого и бесконечно далекого от Ромны мира подходило все ближе. Неторопливо двигались складки длинного балахона, неторопливо струились по тонким белым плечам длинные черные волосы, напоминавшие змей. Когда женщина приблизилась, оказалось, что она не касается земли. Это выглядело немного странно, но вполне естественно. Белее мела и свежевыпавшего снега, она существовала отдельно даже от темноты окружавшего ее воздуха. Сумрачная, поглощавшая цвета атмосфера Ромны не могла скрыть ее бросавшейся в глаза яркой, почти ослепляющей белизны.

Силясь унять охвативший ее ужас, Джарел непроизвольно скользнула взглядом по обтянутому белой кожей лицу – где-то там, в темных углублениях должны таиться глаза. Но даже если они там и были, Джарел не смогла их увидеть.