Подумав, что она ослышалась, секретарша решила пойти с начала, и вот какой милый разговор состоялся у нее с южноморцами.

Вежливая девушка на входе: Здравствуйте, вы к кому?

Пастух: А к самому главному.

Вежливая девушка: К генеральному?

Пастух: К нему.

Вежливая девушка: А как вас представить?

Саныч: Голыми, в бане!

Пастух: Не надо нас представлять, мы сами представимся.

Девушка перестала улыбаться, напряженно шевеля мозгами в раздумьях о дальнейших действиях, но на ум не шло ничего, кроме неприглядных картин в бане с участием пришедших наглых типов. К счастью, на помощь ей подоспел опухший охранник. Несмотря на напускную серьезность черного костюма, по его лицу было ясно, как он проводит свой досуг. Мешки под глазами были едва не больше самого лица, и глаза отчаянно прятались в них, превращаясь в смешные щелки. Финальным аккордом в его и без того «солидном» виде была наколка на пальцах, гордо сообщавшая о том, что охранник — Вася.

Направляясь к уверенно настроенной четверке, Вася попытался что-то промычать, но не успел, так как Пузцо одним ловким движением руки отправил его грузное тело в обморочное состояние, которое затянулось на все время пребывания бригады на радио.

Парни быстро преодолели немногочисленные коридоры и оказались в диджейской студии. Сонный диджей, едва переваливший за четвертый десяток, дослушивал очередной трек тюремной лирики и готовился бодрить слушателей последними событиями в мире шансон-шоу-бизнеса. На нем была нелепая синяя рубашка, сильно помятая, почему становилось ясно, что мужичок спал, причем не дома и в неестественной позе, и проснулся недавно. Из-под рубашки торчала не менее мятая майка-тельняшка, на руке блестели серебряные часы и перстень странной треугольной формы. От недосыпа и усталости он едва успел открыть рот, когда в его рубку влетела великолепная четверка, а Пузцо, одним шагом приблизившийся к диджею, приставил пистолет к его голове:

— А ну-ка поставь! — дружелюбно приказал Пузцо и протянул ему диск со свежезаписанной песней.

— А сейчас, друзья, — выхватил Саныч у диджея микрофон и наушники, — я порадую вас новинкой от суперзвезд нашего небосклона. Слушайте и охреневайте — Алиса Дулина и «Веселая бригада» с хитом «Давай джазу!».

— Закольцуй ее, и пускай играет до вечера, — покрутил пистолетом Пастух перед диджейским лицом цвета муки и удалился из рубки, попутно уронив огромный стеллаж с дисками.

Навстречу банде по узкому коридору, украшенному портретами серьезных мужиков, уже летел разъяренный красный генеральный директор:

— Кто вы такие, мать вашу?! Это вы сейчас в эфир эту дрянь запустили? Вы ответите за это!

— Ну зачем же вы так, — дружелюбно протянул Саныч. — Мы же ваша аудитория, слушатели, кормильцы ваши, можно сказать.

— У вас как станция называется? «Блатной шансон»? Ну, так что ж ты нам, нормальным пацанам, не рад? — Пастух стоял, прислонившись к стене, и цинично крутил пистолет на пальце, нагло пялясь в круглую физиономию директора.

— Все, я звоню крыше, — ответил тот на провокационные заявления и нервно начал тыкать пальцами в мобильник.

— Привет, Марат! Слушай, тут ко мне какая-то шантрапа прилетела, буянит. Песню неформатную силой поставили. Что? Да джаз с Дулиной! Приедешь ты или нет? — Пока директор набирал воздух в легкие, чтобы продолжить закладывать веселую бригаду, Пузцо резво выхватил трубку:

— Ну, будь здрав, мил человек, ты тут вопросы, что ли, решаешь?

— Так, фраера, тереть некогда, гастроль у вас окончена, — послышался суровый хриплый голос из трубки. — Час времени — и в Москве вас больше нет.