|
Впрочем, все это вовсе не значит, что оркестр Бейси звучит как-то по-особому громко. По-жалуй, найдется немало известных бэндов, чисто физически выдающих куда более мощный звук. Парадокс, но мне кажется, что главное достоинство оркестра Каунта Бейси заключается именно в тишине звучания. Не перестаю удивляться мастерству музыкантов, слушая, с какой нежностью, терпением и непринужденностью они воспроизводят тихие звуки, превращая их затем в убойнейший, пробирающий до мозга костей свинг. И когда тишина приходит в движение и воздух внезапно разрывает необузданный, дикий, похожий на человеческий вопль, рев духовых инструментов, от этого динамического контраста все внутри невольно переворачивается. Без преувеличения – вас буквально сносит с места. Такая дерзкая манера исполнения свинга вне зависимости от громкости звучания не доступна никакому другому большому оркестру. Пожалуй, так мог играть только Уильям Бейси из Канзас-Сити. В этой связи мне больше всего нравится «концертник» «Basie In London», вышедший под лейблом «Вёрв». У Каунта Бейси есть целый ряд достойных «живых записей», однако на фоне «Basie In London» все они выглядят достаточно тускло. Говоря словами матерых джазменов: «Такой потрясающий свинг – хоть святых выноси». Не хочу показаться навязчивым, но еще раз настоятельно рекомендую сделать звук погромче. Концерт бесподобен. Особенно хороша энер-гичная и стремительная, как цунами, шестая композиция на стороне А. Кончается «Shiny Stockings» и начинается «How High The Moon». Лежа на диване с банкой пива, я прибавляю звук и, отдавшись течению музыки, понимаю, что попал в рай. BASIE IN LONDON (Verve MGV-8199) Каунт Бейси (1904–1984) Родился в штате Нью-Джерси. В 20-е выступал в Канзас-Сити в ансамбле Уол-тера Пейджа «Blue Devils», а также в оркестре Бенни Мотена. В 1935-м образовал собственный коллектив. Сначала играл в Чикаго, позднее перебрался в Нью-Йорк. В 1950-м временно распустил оркестр. В кризисные для джаза 60-е продолжал играть свинг. Первоклассный бэндлидер и пианист страйд-стиля. Джерри Маллиган Точно помню, что был ослеплен, увидев в первый раз фотографию Джерри Маллигана на обложке альбома. Молодой, высокий, щеголеватый блондин, с короткой стрижкой. Костюм в стиле «лиги плюща» , белая рубашка с черным узким вязаным галстуком. Угловатый, упрямый подбородок и сияющие молодостью светло-голубые глаза. В руке – блестящий баритон-саксофон. В общем, эталон изящества, чистоты и спокойствия. То было начало 60-х, поэтому казалось, что между американской реальностью, олицетворением которой являлся Джерри Маллиган, и тем миром, в котором жил я, лежала пропасть в несколько десятков световых лет. Наверное, поэтому Джерри Маллиган в первую очередь ассоциируется у меня с внешно-стью (фотографией), а не с музыкой. Вечный юноша, играющий кул-джаз под ярким калифор-нийским солнцем. Безупречная внешность, на лице ни облачка. Музыка, полная красивой печа-ли, – единственное, что омрачает картину… О том, что Джерри Маллиган достаточно долгое время страдал от жизненных неурядиц, наркотической зависимости и депрессии, я узнал значительно позже. Сидя в тюрьме, музыканту пришлось пройти через многое, ради того чтобы выжить. В Америке, в годы его молодости, джаз, несмотря на небывалую энергетику и оригинальность, приравнивался к музыке «андергра-унда». Впрочем, по его фотографиям и музыке этого не скажешь. Наивный трепет чувственной души – вот что постоянно ощущаешь в игре Джерри Малли-гана. Эта чистота вызывает глубокое уважение к музыке. По сравнению с хрупким, ярким бари-тон-саксофоном Пеппера Адамса, саксофон Маллигана звучит глубоко и нежно. Кому-то подоб-ная манера исполнения может показаться слишком правильной, однако в ней, несомненно, есть что-то убедительное. |
