Долг? Порой он может быть бременем.

Пальцы Джека сомкнулись на хрустальной вещице, и он с тревогой почувствовал, что рука его дрожит так, что проливаются чернила.

Зато рука Луизы была тверда. Да и с чего бы ей дрожать: пистолет ведь не чернильница.

Джек взглянул на нее и неожиданно не смог сдержать тихого смеха.

— Ты смеешься? — удивилась она.

— Я вспомнил другой пистолет. Который пустил в ход против того малого, возле переправы у Тарритауна. Мне-то казалось, будто я спасаю тебя от последствий твоей опрометчивой выходки с золотой монетой. А выходит, моя пуля угодила в твоего товарища, не так ли?

Луиза промолчала, и он продолжил:

— Вообще-то мне следовало сообразить, что к чему, как только у тебя сползло седло. Мыслимое ли дело, чтобы ты, такая искусная наездница, неправильно затянула подпругу? И все же ты оказалась на земле, причем кавалерия Вашингтона галопом мчалась тебе на помощь. Ты ведь каким-то образом дала им знать, верно? Эта встреча была обговорена задолго до того, как она состоялась.

— Не задолго, — пробормотала она.

— Конечно. Тебе ведь требовался кто-то, чтобы доставить тебя на условленное место.

Джек отодвинулся от стола, незаметно держа чернильницу. К Луизе он не сделал и шага, но она все равно подалась назад.

Его голос стал мягче.

— Луиза, и ты смогла бы любоваться тем, как меня вешают?

Дуло пистолета дрогнуло. Скользкие от чернил пальцы Джека крепче сжали хрусталь.

— Я не собиралась этим любоваться, — ответила она резко. — Подпруги твоего Храбреца никто не ослаблял, и я надеялась, что ты сможешь ускакать от погони.

— Согласись, надежда на это была довольно слабая.

— Согласна. Ничего не поделаешь, в нашем... секретном мире приходится... приносить жертвы.

Джек поднял заключенную в лубок руку.

— Хочу дать тебе один совет, Луиза. Как шпион шпиону. Не рассказывай мне слишком много. Даже если собираешься убить меня. Ты, в конце концов, можешь и промахнуться.

— Я не промахнусь! — Она крепче сжала зубы. — Может быть, я буду сокрушаться, буду страдать. Но я не промахнусь!

Она выпустила дверной косяк и взялась за пистолет обеими руками. Это движение могло быть вызвано простой усталостью, ведь пистолет Лазарино тяжел. Однако на тот случай, если за ним крылась еще и потребность подкрепить ослабевшую волю, Джек быстро заговорил:

— Есть один секрет, который я хотел бы узнать, прежде чем мы подвергнем испытанию твою меткость. Ну же, Луиза. Мы ведь оба знаем, как разворачивается эта сцена, хотя у нас и нет полной уверенности в том, чем она закончится.

Ее взгляд оставался твердым и суровым.

— Какой секрет?

— Твой дневник. Это ведь сплошная тайнопись.

— Ты расшифровал его, разве не так?

— Не весь. И в данном случае меня интересует не то, что написано невидимыми чернилами: тут все ясно. Речь об остальном.

— Об остальном? Не понимаю.

— О том, что записано обычными чернилами. Ты писала это искренне?

И тут впервые с того момента, как Луиза вошла в комнату, он увидел на ее лице намек на смущение, даже растерянность. Наведенный на Джека ствол не дрогнул, но, когда она заговорила, голос ее зазвучал мягче.

— Пространство между строками принадлежит «Диомеду». Слова, написанные синими чернилами... мои.

— А слезы? Они упали между строками.