Джек отнюдь не являлся новичком по части дамских платьев и знал, что у каждого фасона имеется свой особый код, к которому надо подобрать «ключ». Корсаж изысканного наряда Луизы, одного из лучших творений Альфонса, скреплялся на спине шелковыми лентами.

Завязки скрывались под кружевами. Распускать узелки загрубевшими солдатскими пальцами, да еще и одной рукой, оказалось сложновато. Ему пришлось привлечь ее совсем близко и отбросить часть длинных волос за плечо. Ощутив его дыхание на своей обнаженной шее, Луиза наклонила голову и закрыла глаза.

Бросив взгляд на письменный стол, Джек схватил все еще лежавший там нож и единым взмахом распорол сложную шнуровку по всей длине. Издав стон, Луиза высвободилась из корсажа, и платье пышной грудой упало к ее ногам.

Однако на этом дело не закончилось: на ней оставался корсет, зашнурованный кожаной тесьмой. Запах выделанной кожи, смешиваясь с ароматом ее разгоряченного тела, кружил голову.

К счастью, с остатками одеяния возиться долго не пришлось: развязав узел, Джек потянул за один конец пропущенного во множество отверстий шнура, после чего корсет был отброшен в сторону. Теперь Луиза осталась в сорочке по колено, ниспадавшей с обнаженных плеч до алых чулок. Она стояла прямо перед огнем, и ее ноги просвечивали сквозь тонкую ткань.

Джек торопливо сбросил свою одежду и тоже остался в одной рубахе до колен.

— Я видела тебя точно в таком же виде, когда ты ловил рыбу, — тихонько промолвила она.

Он медленно двинулся к ней, а когда Луиза раскрыла объятия, приблизился вплотную и подхватил на руки. Когда Джек нес ее к кровати, губы их встретились снова.

В своих мечтах и сновидениях он проделывал это с ней тысячу раз. Но игра воображения, как оказалось, бледнела по сравнению с действительностью. Нежная кожа, длинные, сильные ноги, маленькая упругая грудь, каскад золотистых волос, наполовину скрывавших ее тело, подобно вуали, — Луиза обладала множеством восхитительных тайн, не сопоставимых ни с чем, что только можно было себе представить.

Джек не спешил, запечатлевая поцелуи везде, где только мог, так что на ее теле почти не осталось мест, не тронутых его губами. Она отзывалась на ласки, сначала робко и сдержанно, затем все смелее. Наконец жар в них обоих разгорелся настолько, что унять его можно было лишь единственным способом. Остатки одежды полетели в стороны, и они соединились.

Прежде чем их тела разомкнулись, снег, падавший снаружи, успел основательно налипнуть на проложенные свинцом оконные рамы.

* * *Обычно после соития Джек ощущал некоторую печаль, причем, судя по рассказам друзей, был в этом не одинок. Хотя Ате, когда Джек признался брату в подобной слабости, безжалостно высмеял его. Впрочем, эта печаль не соотносилась с конкретной причиной и имела отвлеченный характер, словно тоску вызывал сам факт расставания с исполненным желанием.

Но на сей раз все обстояло иначе: причина, вполне определенная, лежала в его объятиях посреди гнезда, сооруженного им из подушек, одеял и сбившихся простынь на полу, возле камина. Он опирался спиной о кровать, а его голая нога была протянута к огоньку за каминной решеткой. Пальцы Луизы легонько пробегали по сложным узорам индейской татуировки, от венков из листьев к оскаленной волчьей пасти.

Именно Луиза решилась произнести вслух слова, которые уже звучали в мыслях Джека.

— Что теперь, Джек?

— Действительно, что теперь?

Девушка чуть отстранилась. Она закуталась в одеяло, сидя в нем, как в пещере, и, глядя внутрь этой пещеры, Джек любовался лицом Луизы, ее волосами и горячим телом.

— Полагаю, твоя матушка нас не побеспокоит?

— Едва ли, учитывая то, что она находится в Массачусетсе.

— И значит, не больна?

— Во всяком случае, когда я последний раз получала от нее весточку, была здоровей здорового.