Все это, конечно же, отразилось на маленьком мальчике.

В конце концов отец добился помилования, но, как сказала его жена, «его характер от этого лучше не стал». Поселившись в Сохо, он вскоре стал своего рода знаменитостью у городских жокеев и букмекеров.

Однако с годами Тобиас поверил, что его отец мог быть виновен в убийстве Джада. В газетах немало говорилось о физической силе и жестокости убитого и слабости и хрупкости осужденного, и все же, несмотря на эту разницу в физической силе, Тоби знал, каким агрессивным мог быть его отец.

Джон Отс считал, что надо в открытую встречать все, что тебе угрожает. Если закоулок темный, ты входишь в него, досталась норовистая лошадь, ты все равно должен оседлать ее. Свирепствует буря, не спеши укрыться. Тобиас был такого же роста, как и его отец, и тоже унаследовал от него привычку открыто встречать опасность.

Страшась бедности и нищеты, он со страстным увлечением начал писать о бедных. Его мучили кошмары о казни через повешение, и он стал посещать места казней и писать о них для магистрата. Но ужасное утро, когда умер мистер Спинкс, и то, о чем поведало ему прелестное существо, почти ребенок, обманутое и соблазненное им и ждущее от него ребенка, стало самой грозной и зловещей тучей на спокойном горизонте его жизни.

Ночь он провел в самой паршивой ночлежке на Фокс-стрит, совсем недалеко от дома. Он уже бывал здесь и написал заметку в «Кроникл» о чудовищном состоянии этого заведения, но никогда еще его тело не касалось этих зловонных соломенных тюфяков. Это была действительно самого низкого пошиба ночлежка, ее спальные комнаты кольцом окружали центральный двор, мокрый и скользкий от сточных канав. Скрипучим голосом парень в переднике потребовал от него пенни, а потом еще полпенни за ночевку. Он провел Тобиаса в комнатку без окон, похожую на шкаф, где уже лежала парочка бродяг, а в воздухе густо пахло элем и луком.

Здесь автору книги «Капитан Крамли» предстояло притвориться спящим и дать возможность своим соседям обшарить его карманы. Это были грубые парни с кустистыми бровями и широкими носами. Тобиасу было нестерпимо чувствовать на своем теле их бесстыжие ощупывающие пальцы, когда они лезли ему под подушку и тонкое одеяло. У него было такое чувство, будто по его телу бегают крысы.

Потом они оставили его в покое, о чем-то пошептались и занялись, как он понял, своими бесстыжими играми, со стонами и проклятиями.

Наконец они утихомирились и уснули, и Тобиас Отс вылез из-под своего одеяла. Эти эпизоды и специфическая атмосфера ночлежки позднее будут описаны не только в его книгах «Смерть Мэггса» и «Майкл Адамс», а по сути, в каждой из работ, которые потом напишет Тобиас Отс. У него дворы всегда будут покрыты зеленой, дурно пахнущей слизью, маленькие каморки будут шкафами с удушливым воздухом и запахом эля и лука. Везде будут стены с оборванными обоями и жилетки, запачканные яичным желтком. Это будет мелькать время от времени в его серийных заметках, но если ему за это хорошо платили, тогда, значит, все хорошо. Ибо Тобиас Отс появился в Хай-Холборне, не поборов своих страхов, а умножив их, и можно поручиться, что он скорее утопится, чем позволит, чтобы жизнь его семьи опустилась до подобной нищеты.

Однажды станет известно, что он был неверен жене и погубил ее юную сестру, и тогда кто захочет взять в руки книгу с его именем на корешке? Спускаясь к Темзе, минуя район Боро, Тобиас Отс представлял эту всеми осужденную личность, которая не смеет снова смело поднять голову; он будет беден и всеми презираем. Он шел по улицам, прислушиваясь к эху собственных шагов и думая о деньгах так, как будет думать о них скупец, герой его будущей книги «Французская улица». Его скупец удивительно будет похож на автора, хотя читатель об этом не догадается. Правда, Тобиас не так богат, как Скотти Мэггит, но сейчас он шел по тем же улицам, по которым пройдет Скотти в первой главе книги, складывая и вычитая, складывая и вычитая, произнося это так, как иной смертный произносит слова молитвы.