Фрэнсис Брет Гарт. Джентльмен из Лапорта
Он был первый поселенец. Партия старателей, которая проложила себе дорогу через снеговые заносы зимой 1851 года и нашла треугольную маленькую долину, названную впоследствии Лапортом, встретила там одного-единственного жителя. В течение трех месяцев он поддерживал свои силы, съедая в день по два сухаря и по кусочку бекона пальца в три шириной, а жил в шалаше из коры и прутьев. Тем не менее старатели нашли его бодрым, жизнерадостным и изысканно вежливым. Но тут я с удовольствием уступаю место капитану Генри Саймсу, начальнику партии старателей, и его более красочному повествованию: «Мы на него набрели невзначай, джентльмены, смотрим, сидит себе под скалой (он отмерил расстояние), примерно вот так, как вы стоите. Только он нас завидел, сейчас ныряет к себе в шалаш, вылезает оттуда в цилиндре — сущая печная труба, джентльмены, и в перчатках, убей меня бог! Длинный, худой, щеки втянуты дальше некуда; рожа постная, да оно и понятно, если принять во внимание голодный паек. Однако приподнимает вот этак цилиндр и говорит: — Счастлив с вами познакомиться, джентльмены, боюсь, дорога сюда показалась вам довольно неудобной. Не угодно ли сигару? — И вытаскивает щегольской портсигар с двумя настоящими гаванами. — Жаль, что так мало осталось. — А сами вы не курите? — говорю. — Редко, — говорит. И ведь все врал: в этот же день я видел, как он дымил коротенькой трубочкой, изо рта ее не выпускал, как младенец соску. — Сигары я держу для гостей. — У вас тут, надо полагать, частенько собирается высшее общество? — говорит Билл Паркер, разглядывая в упор цилиндр и перчатки, а сам подмигивает ребятам. — Заходят кое-когда индейцы, — говорит он. — Индейцы! — говорим мы. — Да. Народ по-своему очень хороший. Раза два приносили мне дичь, да я отказался, не взял, беднягам и самим туго приходится. Ну, джентльмены, всем известно, что мы люди мирные, тихие, можно сказать, люди, но эти самые «хорошие» индейцы в нас стреляли раза три, а у Билла сняли вершка три кожи с черепа, вместе с волосами, оттого он и ходит в венке, вроде римского сенатора, — так вот всем показалось, что этот чужак бессовестно над нами издевается. Билл Паркер встал, смерил его взглядом и говорит спокойным голосом: — Так вы говорите, эти самые индейцы, хорошие индейцы, приносили вам дичь? — Приносили, — говорит. — А вы отказались? — Отказался. — Вот, должно быть расстроились! Каково это им при их чувствительной натуре? — говорит Билл. — Да, кажется, были очень огорчены. — Ну еще бы, — говорит Билл. — А позвольте спросить: кто вы такой будете? — Извините, пожалуйста, — говорит незнакомец и — провалиться мне на этом месте — вытаскивает бумажник и протягивает Биллу: — Вот моя карточка. Билл берет и читает вслух: — Дж.Тротт, из Кентукки. — Ничего себе карточка, — говорит Билл. — Очень рад, что она вам понравилась, — говорит незнакомец. — Думаю, и остальные пятьдесят одна карта в колоде не хуже — одни картинки да козыри. Незнакомец молчит и пятится от Билла, а тот на него наседает. — Ну, так какая же ваша игра, мистер Дж.Тротт из Кентукки? — Я вас не совсем понимаю, — говорит незнакомец и весь вспыхивает, словно табак в трубке. |
