Капитан Уэллинг опустился в кресло и старательно подвернул брюки на коленях — признак того, что беседа будет долгой.

— Нам придется всерьез поссориться, Морлек, — сказал он участливо.

— Бога ради, что вы такое говорите! — взмолился Джемс. — Я забираю деньги лишь у человека, который бросил мне вызов.

Уэллинг кивнул.

— Об этом я давно догадывался. Возможно, деньги достались ему нечестным путем, но все же они — собственность Марборна. Объясните мне хотя бы, почему Марборн пользуется безграничным влиянием на Гамона?

— Насколько я знаю, Марборн занимается вымогательством. Документ, имеющий для Гамона огромное значение, находится у него в руках. Гамон вынужден платить ему за молчание. По крайней мере, таковы мои догадки.

— Таким образом, речь идет о документе, письме или протоколе, и вы за ним тщетно гоняетесь. Если документ попадет в руки полиции и суда — песенка Гамона спета? Надеюсь я правильно все излагаю?

— Совершенно верно.

— Вот и прекрасно, — продолжил Уэллинг, разглядывая свои руки. — Так значит, стоит документу попасть в руки полиции и Гамона ожидают крупные неприятности. Теперь скажите мне, наконец, что же таит в себе документ, почему Гамон до сих пор не уничтожил его?

На губах Джемса заиграла улыбка.

— В этом-то и таится смысл происходящего. Гамон не уничтожает документ, потому что он — жадная обезьяна. Он засунул свою лапу в тыкву и схватил сливу, и, боясь разжато кулак, предпочитает рисковать головой, но не выпустить добычу.

— Но ведь вы сами говорите, что этот документ может навредить ему. Почему все же он не уничтожает его? Это невероятно. Я слышал о его баснословной скупости, но все же не понимаю! Чего ради он так ревностно оберегал документ, который может…

— …привести его на виселицу, — спокойно закончил Джемс.

Уэллинг нахмурился.

— Неужели дела так плохи? — серьезно спросил он. — Гамон обезумел. Не уничтожив доказательств своей вины, он может поплатиться жизнью. За всю свою многолетнюю деятельность я не слышал ничего подобного. Случалось, человек оставит против себя улику по неосторожности, по рассеянности, но намеренно хранить ее… Скажите, а кем написан документ — им самим?

— Нет, другим человеком. В нем идет речь о крупном мошенничестве, затеянном Гамоном, и даже о покушении на убийство.

Уэллинга не легко было удивить. Но здесь оставалось только удивляться.

— Я отказываюсь что-либо понимать, уж больно это твердый орешек для меня, — он помолчал. — Вчера я встречал Гамона. Он очень сильно изменился — на нем лица не было. Видно, ночами не спит, и все это стоит ему немало крови. Одно, во всяком случае, ясно: неприятность с документом будет концом для Ральфа Гамона.

— Я буду очень сожалеть, если Гамон умрет естественной смертью, — заверил Джемс. — Кстати, он снова появился в Крейзе.

— Я знаю. Утром он телеграфировал лорду Крейзу и просил разрешения навестить его. Свою сестру он отослал в Париж.

Уэллинг задумчиво потер кончик носа.

— Я не прочь пролить свет на всю эту историю и убедиться в правильности ваших подозрений.

— Гамон способен на любую гнусность, — решительно заявил Джемс.

Морлек симпатизировал Уэллингу и при других обстоятельствах провел бы с ним целый день, но сейчас ему хотелось побыть одному. Когда сыщик ушел, он обрадовался.

Объяснение Джоан Карстон задело его за живое. Он начинал верить сказанному — такими вещами не шутят. С упавшим сердцем дважды он проскакал к домику миссис Корнфорд и поинтересовался здоровьем ее подопечного.