– Видишь ли, Мастера Слов не всесильны. Есть и на них управа. Мастера Смысла.

    – А эти чем занимаются? – полюбопытствовал Иллари.

    – В обычной жизни – ничем особенным. Совершенствуют свое мастерство на радость всем прочим. Но в схватке с настоящим Мастером Смысла у Мастера Слов нет шансов.

    – Но тайны-то тут при чем? – не уступал Иллари.

    – Я с первого взгляда увидел, что из тебя может выйти Мастер Смысла.

    Иллари открыл рот – да так ничего и не сказал.

    – Обучение Мастера Смысла – вещь сложная. Понимаешь, если дело дойдет до единоборства, Мастер Смысла должен подчиняться только своему наитию, а не инструкциям, иначе он обречен. Если бы я тебе все рассказал, у меня не было бы и тени надежды. Ты стал бы мучительно искать в уме правила и предписания, как быть в таком хитром деле – и погиб бы. От моего молчания зависела наша жизнь, твоя и моя. Я обучал тебя – медленно, постепенно, исподволь. Но закончить не успел. Остается надеяться, что твоя природа возьмет свое и довершит начатое.

    – Но кто такие Мастера Смысла?

    В ответ джет лишь улыбнулся широко – и только. Очевидно, сведения эти принадлежали к тем, о которых будущему Мастеру Смысла знать до поры до времени не положено.

    – А сам ты тоже Мастер Смысла? – едва задав вопрос, Иллари понял, что глупость сморозил: стал бы Мастер Смысла, способный справиться с преследующим его волшебником, бегать от него, как заяц?

    – Увы, нет, – вздохнул юноша.

    – Но как же ты меня обучал? – возопил окончательно сбитый с толку Иллари.

    – А разве обязательно нести яйца, чтобы уметь поджарить яичницу? – ехидно парировал джет. – Что-то холодно становится.

    – И то правда, – Иллари подкинул хвороста в костер. – Знаешь что, давай-ка спать. Завтра поговорим.

    Назавтра, несмотря на их обоюдный интерес к разговору, возобновили они его не сразу. Слишком уж приятное утро приветствовало их пробуждение. Росистая трава сверкала тысячами крохотных солнышек, в воздухе дрожали и вспыхивали бесчисленные маленькие радуги. Умывание в ручье освежило обоих путников, а клубни, запеченные джетом с вечера, показались просто восхитительными. В такое утро хотелось быть беспечным и не думать ни о чем неприятном.

    Так что разговор начался лишь тогда, когда Иллари и джет, уничтожив следы своего пребывания у ручья, тронулись в путь.

    – И все-таки я хотел бы знать, зачем мы идем в Вейдо? – спросил джет, на ходу срывая с куста горсть ягод.

    – Изволь, – немедленно откликнулся Иллари. – Но предупреждаю, что мой рассказ будет ненамного веселее твоего.

    – Что поделать, – философски вздохнул джет.

    – У нашего красноносого императора, – начал Иллари, – есть сын. И император ненавидит его так, что и представить себе невозможно.

    – Собственного сына? – удивился джет. – Слушай, а может это вовсе и не его сын?

    – Его, его. Сам увидишь. При таком-то сходстве… но император возненавидел принца с момента рождения. Он и матушку его свел в могилу этой ненавистью. Так что живется принцу, как всякому сироте, и даже хуже. С ним никто не считается. Чтобы подлизаться к императору, его всячески унижают. Праведные солнца – да у узника в темнице больше свободы передвижения, чем у него, и радостей тоже больше, хоть и поверить в такое сложно.