Боюсь, что этого нельзя будет сказать про тебя, если господь тебя призовет.
Не смея возражать ему, я уставилась на его огромные ноги, протянутые на ковре, и вздохнула, - мне хотелось бежать от него за тридевять
земель.
- Я надеюсь, это вздох из глубины сердца и ты раскаиваешься, что была источником стольких неприятностей для твоей дорогой благодетельницы?
"Благодетельница! Благодетельница! - повторяла я про себя. - Все называют миссис Рид моей благодетельницей. Если так, то благодетельница -
это что-то очень нехорошее".
- Ты молишься утром и вечером? - продолжал допрашивать меня мой мучитель.
- Да, сэр.
- Читаешь ты Библию?
- Иногда.
- С радостью? Ты любишь Библию?
- Я люблю Откровение, и книгу пророка Даниила, книгу Бытия, и книгу пророка Самуила, и про Иова, и про Иону...
- А псалмы? Я надеюсь, их ты любишь?
- Нет, сэр.
- Нет? О, какой ужас! У меня есть маленький мальчик, он моложе тебя, но выучил наизусть шесть псалмов; и когда спросишь его, что он
предпочитает - скушать пряник или выучить стих из псалма, он отвечает: "Ну конечно, стих из псалма! Ведь псалмы поют ангелы! А я хочу уже здесь,
на земле, быть маленьким ангелом". Тогда он получает два пряника за свое благочестие.
- Псалмы не интересные, - заметила я.
- Это показывает, что у тебя злое сердце, и ты должна молить бога, чтобы он изменил его, дал тебе новое, чистое сердце. Он возьмет у тебя
сердце каменное и даст тебе человеческое.
Я только что собралась спросить, каким образом может быть произведена эта операция, когда миссис Рид прервала меня, приказав сесть, и уже
сама продолжала беседу:
- Мне кажется, мистер Брокльхерст, в письме, которое я написала вам три недели назад, я подчеркнула, что эта девочка обладает не совсем
теми чертами характера и наклонностями, которых я могла бы желать. И если вы примете ее в Ловудскую школу, я бы очень просила вас, пусть
директриса и наставницы как можно строже следят за нею и борются с ее главным грехом - наклонностью к притворству и лжи. Я нарочно говорю об
этом при тебе, Джен, чтобы ты не вздумала вводить в заблуждение мистера Брокльхерста.
Недаром я боялась, недаром ненавидела миссис Рид! В ней жила постоянная потребность задевать мою гордость как можно чувствительнее! Никогда
я не была счастлива в ее присутствии, - с какой бы точностью я ни выполняла ее приказания, как бы ни стремилась угодить ей, она отвергала все
мои усилия и отвечала на них заявлениями, вроде только что ею сделанного. И сейчас это обвинение, брошенное мне в лицо перед посторонним, ранило
меня до глубины души. Я смутно догадывалась, что она заранее хочет лишить меня и проблеска надежды, отравить и ту новую жизнь, которую она мне
готовила; я ощущала, хотя, быть может, и не могла бы выразить это словами, что она сеет неприязнь и недоверие ко мне и на моей будущей жизненной
тропе; я видела, что мистер Брокльхерст уже считает меня лживым, упрямым ребенком. Но как я могла бороться против этой несправедливости?!
"Конечно, никак", - решила я, стараясь сдержать невольное рыдание и поспешно отирая несколько слезинок, говоривших о моем бессильном горе.
- Притворство - поистине весьма прискорбная черта в ребенке, - заявил мистер Брокльхерст. |