|
И здорово разозлился на самого себя. На то, чтобы найти монаха, отвечающего всем необходимым критериям, описанным братом Савом, среди уже отбракованных им братьев, император потратил чуть больше часа. И, закончив, сразу же вызвал к себе единственного Просветляющего, которому почти доверял… Следующие недели были до предела заполнены тяжелым трудом, изматывающим душу и не до конца восстановившееся тело. Внимания требовало буквально все. Просветление десятника Хорма. Контроль за ротацией личного состава полков, в которые были приняты воины Черной сотни. Комплектование и отправка уходящих на войну с Аниором подразделений. И, естественно, подготовка к Обращению, на котором Маас решил представить гражданам империи новоявленного Освободителя. Брата Сава, вернувшегося в Излисский монастырь, рядом не было, и все возрастающее недовольство создаваемым своими руками будущим приходилось срывать на перепуганных безумными вспышками императорского гнева слугах. Плюс ко всему, начали беспокоить почти зажившие раны, и накануне дня Обращения Маас чуть было не отказался от плана. Стоя над ложем брата Хорма, пребывающего под контролем Просветляющего, он сжимал и разжимал руку на рукояти своего любимого топора, пытаясь удержаться от удара, способного одним махом перечеркнуть все будущие проблемы с возвращением на трон… …Обращение и отречение от престола прошло просто идеально — народ, получивший ожидаемого Освободителя, пребывал в дикой эйфории, элита вооруженных сил была полна решимости вернуть все потерянное в недавней войне, а сотник Игел, как несмышленый телок, повелся на великолепно разыгранную братом Савом сцену. Трижды выслушав пересказ подслушивавшего беседу шпика, брат Маас слегка успокоился и к концу последнего даже изволил пару раз улыбнуться — уж очень забавным казались панические нотки в фразах брата Гойдена, услышавшего о крушении своих планов. Наблюдать за подготовкой к перевороту оказалось еще забавнее — доклады офицеров Белой сотни, контролирующих все перемещения людей брата Гойдена как во дворце, так и за его пределами, свидетельствовали о том, что все идет в точном соответствии планам брата Сава. Представляя себя на месте сотника Игела, Маас поражался предусмотрительности старика: мелкие неувязки, в процессе проработки операции казавшиеся монарху ненужными, оказались теми самыми нюансами, которые смогли убедить нюхом чующего засады сотника в том, что переворот действительно состоится! — Пара лишних часовых у Дровяных ворот… Нехватка форменных сутан… Проблемы со сбором в Северном крыле… — дожидаясь начала действия, бормотал себе под нос Маас. — Вроде бы мелочи, а работают. Почему? …Человек, способный дать ответ на этот вопрос, возник в освещенной светом нескольких десятков свечей бывшей комнате отдыха для дожидающихся аудиенции послов сразу же за братом Игелом. И совершенно спокойно занял предписанное собственным планом место — на середине чуть более светлого прямоугольника пола почти в самой середине комнаты. Глядя на его отрешенное лицо, Маас чуть не забыл о необходимости подать команду арбалетчикам — настолько его поразило спокойствие ненормального старика. Если бы не едва заметный кивок, которым брат Гойден приказал своим людям продолжать движение, бывший монарх так и сидел бы у смотрового глазка, наблюдая за замершим в неподвижности монахом. А так поднятый вверх кулак словно остановил время — шесть десятков арбалетчиков Белой сотни одновременно разрядили свое оружие, а сотник Могур, не отводивший взгляда от веревки, удерживающей решетку с копьями от падения, шевельнул лезвием своего ножа… Приказ стрелять не по конкретным целям, а строго перед собой и на уровне колена оказался правильным — практически все заговорщики, услышав щелчки арбалетов, успели метнуться в стороны. |
