Внутри классического древнего города располагались деревянные домики, уменьшенные до одной
двадцатой части от реальных размеров.
На переднем плане сражались Гектор, Ахиллес, Одиссей, Приам и Гекуба. В углу, обратив свои слепые очи к небу, стоял сам Гомер.
- Как прекрасно, - уныло произнес Джордж.
Неужели это издевательство никогда не кончится? Он осмотрел тюремные стены, и внезапно его пронзила навылет ужасная мысль.
- А эта тюрьма? Она тоже уменьшена по размерам?
- В масштабе девять к десяти, - гордо ответил охранник. - Простая техническая формальность. Хотя благодаря этому наше учреждение и
квалифицируется как образцово-показательная тюрьма.
- То есть вам приходится создавать образцы всех заключенных? - с ужасом спросил Джордж.
Надзиратель перестал улыбаться, и Джордж уловил за его блестящими контактными линзами что-то чужеродное и малопривлекательное. Охранник тут
же отвел взгляд, и они, свернув за угол, прошли под опускной решеткой во внутренний дворик.
- Кажется, я уже видел этот дворик во сне, - сказал Джордж.
В такие тяжелые моменты легкомыслие - это все. И даже если не совсем все, то очень многое.
- Перед тем как поспать, я журчу на кровать, - запел словесный мешок.
Слова снова потекли из порванного шва, и эту течь не могли заклеить даже самые опытные из охранников, к чьим рукам прилипало все, вплоть до
последних рубашек заключенных. Шов не сжимался, напоминая одну из тех постоянно кровоточащих ран, которые называются смоделированными учебными
пособиями.
- Потерпи, парень, - сказал охранник. - Мы почти пришли.
Неужели на его крупном продолговатом лице промелькнула жалость? Впрочем, даже худшие из людей иногда могли чувствовать... что-то другое.
Теперь они шли по главному проходу мимо камер с их цепями, узниками и темными углами, где пряталось все, что только вызывало отвращение. Джордж
вспомнил, что похожая история случилась с ним несколько лет назад. В то время его дядя Шеп был еще жив - дядя Шеп, с серой раздвоенной бородой и
в старой морской фуражке, Шеп, который, казалось, везде нес с собою свет вплоть до того рокового вечера в июне, когда Эстер, признанная всеми
погибшей вот уже пять лет, внезапно открыла дверь своей спальни, и...
- Вот твоя камера, - сказал охранник, оборвав те краткие воспоминания, которые я, между прочим, и не собирался вспоминать.
Джордж осмотрелся, оценивая каждую деталь, а затем произвел стопроцентную уценку, поскольку камера выглядела так, будто он отсидел здесь
целую вечность. Да и какой смысл ему было привыкать к каким-то деталям?
Охранник осторожно положил словесный мешочек на пол. Хотя нет, к чему нам разводить кисельные реки? Он брезгливо швырнул мешок на пыльный
пол, а следом за ним и кожаную подушку, поскольку она, судя по выражению его лица, тоже пострадала от описателя сути. И верно, кожаная подушечка
стала теперь выглядеть более ярко и живописно. На ней появился причудливый узор, расползшийся по поверхности загадочными изгибами. Возле
полосатых татуировок, наколотых иглой, появились желтоватые разводы, которые напоминали о вечных ценностях, воздержании и терпении. Кроме того,
от подушки исходил сладкий запах бальзама, которого прежде, насколько помнится, не было.
- Ладно, спасибо вам за заботу, - сказал Джордж, потому что все охранники, собравшись у двери, уставились на него с теми гнусными
ухмылочками, от которых моему ботинку хочется заехать в ваше лицо, хе-хе-хе. |