Из бойниц в ограде я увидел костры врагов, а в отдалении на фоне предрассветного неба дымки над деревней индейцев пони. Пони отошли и, видимо, не собирались больше участвовать в боях. Я не мог понять почему.

Коми с другими женщинами находились в пещере в полном неведении. Я очень боялся, что они рискнут выйти и выдадут себя.

И я очень скучал по Ичакоми.

В лагере Гомеса шла какая-то суматоха, но я не мог разобрать, что конкретно происходило, но там к чему-то готовились.

Напасть на меня?

Гомес верхом приблизился к форту, но на такое расстояние, где его не могла достать стрела, и крикнул:

— Сэкетт! Мы собираемся напасть на твоих друзей. Уничтожим их и вернемся за тобой. Пусть женщина будет готова. Если отдашь ее сейчас — ты свободен.

Разумеется, он лгал. Человек мстительный, Гомес убил бы меня сразу, как только я оказался бы в его руках. Или выполнил бы свое обещание — привязал бы меня к муравейнику.

— Ты уже потерял людей, — сказал я спокойно, — и потеряешь еще, если нападешь на пони. Вернешься в Санта-Фе с поджатым хвостом как побитая собака.

— Я заполучу ее, — вопил Гомес, — я заполучу эту женщину!

Он повернул лошадь и поехал к своим солдатам, а я стал размышлять, почему он решил предупредить меня о своих намерениях. Солдаты построились. Гомес верхом выехал вперед. Возможно, в Испании, Фландрии и где-то там еще он считался хорошим командиром. Но, собираясь напасть на индейцев, зачем объявлять об этом?

Гомес несколько раз взглянул в мою сторону, и тут я догадался, что он хочет выманить меня из форта, чтобы я пошел на помощь своим индейским друзьям. Это означало, что где-то совсем рядом кто-то ждет момента, когда я выйду из ворот.

Я внимательно осматривал окрестности, вглядываясь в каждый кустик…

Их было двое, двое испанских солдат, которые лежали, выжидая, футах в пятидесяти от ворот.

Один держал в руках мушкет.

На земле индейцев такие люди не могли прожить долго, они слишком плохо укрылись.

Я приготовил лук.

Вдали над горами клубились низкие облака, а маленькие пушистые белые барашки, медленно плывущие по небу, лучами восходящего солнца окрасились в нежно-розовые тона. Солдат, который верил, что хорошо спрятался в кустах, явно испытывал нетерпение, двигался, готовый выстрелить из мушкета, как только я выйду.

Он не сводил глаз с ворот, однако, когда я встал у ограждения, повернул голову и увидел меня с луком и направленной на него стрелой.

Он уставился на меня, и я выпустил стрелу. Наверное, в последнюю секунду в его глазах запечатлелся мой силуэт на фоне утреннего неба. Видел ли он стрелу? Умирать всегда плохо. Я не знал этого солдата, не знал, где он родился, — в Испании или в Мексике. Несомненно, на своей земле он слыл хорошим человеком, и мне стало жаль, что он пришел ко мне, и, скорее всего, не по своей воле.

Внезапно он поднялся. Его мушкет упал среди камней. Он пытался вытащить стрелу, глядя на меня широко открытыми глазами, и, вероятно, слышал топот своего убегающего товарища. Моя вторая стрела не настигла его. Первый солдат рухнул в камни.

Я спустился по лестнице, подошел к воротам и открыл их. Солнце вставало, долина купалась в свете. Мне померещилось какое-то движение около пещеры, где находились женщины. Я поднес руку к глазам, но ничего не разглядел.

Нет, это только мое воображение. Вдруг издалека донеслись крики, затем начали стрелять из мушкетов. Пони устроили засаду на врагов, когда те находились где-то на полпути к деревне. Противники не уступали друг другу в силе, но пони напали внезапно.

Я поднялся повыше и увидел только густые клубы пыли, поднявшиеся над полем боя. Когда пыль улеглась, на холмах остались лежать убитые.

Солдаты Гомеса, пешие и конные, спасались бегством, их преследовали индейцы.