Олени. Много бизонов. Больше, чем здесь. Медведи, очень большие медведи. Есть медведь с серебряной шерстью, почти такой же огромный, как маленький бизон.
— Медведь? Большой, как бизон?
— Не такой большой. Почти. У него на спине горб, и его трудно убить. Увидишь такого медведя — уходи, пока он не заметил тебя. Он очень злобный. — Индеец опустил свое весло в воду, каноэ обогнуло камень, и Кеокотаа добавил: — Есть зверь большой, как медведь, может, даже огромнее. Он желтый, шерсть длинная, очень мощные когти. Он роет все кругом. Еще есть зверь — великан, много мяса. У него длинный нос и два копья.
— Два копья? Зверь с копьями?
Кеокотаа изобразил руками длинный хобот и два изогнутых бивня. Слон? Здесь?! Я никогда не видел слонов, но Саким рисовал его, а моему отцу, кажется, одного слона показывали в Англии.
— Нет, — покачал я головой. — Здесь не может быть.
— Я тебе говорю! — Кеокотаа вдруг сделался очень важным. — Я видел только один раз. Давно. Я знаю старика, который много раз охотился на него. Он большой, очень большой зверь. Много шерсти.
Он мне лгал.
Я знал о слонах. У них нет шерсти. Только кое-где короткая жесткая щетина.
— Такое животное есть, но оно здесь не живет.
Сделать столь безапелляционное заявление оказалось ошибкой с моей стороны.
— Оно живет! — Голос Кеокотаа звучал жестко. — Я видел его!
После этого он молчал несколько часов подряд, и я понял, что очень обидел его.
Идея о слоне выглядела абсурдной, однако откуда Кеокотаа мог знать о таком животном? От английского друга? Но зачем тогда ему врать?
Дважды мы видели индейцев на берегу, а один раз нас попыталось догнать каноэ, но оно оказалось не чета нашему, и мы оставили его далеко позади.
Вдруг Кеокотаа указал рукой вперед.
Огромная масса земли будто перегородила реку.
— Хиваси! — объявил он.
И сразу же как по команде в широкую реку вылетели два каноэ, в каждом — по четыре гребца. Сделав несколько взмахов веслами, они догнали нас и поплыли с двух сторон.
— Чероки, — сказал я Кеокотаа. — Спокойно!
Лицо индейца стало похожим на застывшую маску.
Мы торговали с чероки на Стреляющем ручье, а также привозили товары в их поселения к югу и востоку от нас. Они наверняка знали о Барнабасе. Его имя стало легендой. Кин и Янс часто посещали деревни и имели там много друзей. Они охотились вместе с чероки и выходили с ними на тропу войны. Особенно индейцы любили Янса, моего неукротимого, шумного, отчаянного брата, обладавшего необычайной силой и неувядающим чувством юмора. О чероки, живущих среди холмов, до нас доходили только слухи.
Откуда же им знать обо мне, Тихом? Обо мне, который, пробираясь сквозь заросли лавров, стоял на опушке один, любуясь рассветом?
— Спокойно! — предупредил я кикапу.
— Они враги! Я их не боюсь!
— Я верю, что ты их не боишься, и они тебя тоже, но если хочешь остаться в живых, успокойся и доверься мне. Я им не враг, и они должны понять это.
— Ты боишься?
— Если ты пойдешь со мной, то увидишь, боюсь ли я, но, если позволит их поведение, я буду человеком мира. Между мной и чероки нет наследственной вражды.
— Дело не во вражде. Скальп есть скальп.
Мой друг кикапу был не глуп, но выбора у нас не осталось. Дружба краснокожего основывается на несколько иных принципах, чем наша, хотя есть точка, где отдельные пути и верования совпадают. Находясь среди незнакомых людей, следует быть осторожным и не слишком доверчивым.
До берега нас довели под конвоем, а когда все каноэ стояли на берегу, один из тех, кто захватил нас в плен, протянул руку к моему луку. |