— Он из племени куапо, — перевел Кеокотаа.

Я показал рукой на Кеокотаа:

— Он — кикапу.

— Он знает, кто я, — остановил меня Кеокотаа, — он не знает, кто ты.

Что я мог сказать? Что я англичанин? Он не слышал о таком племени. А на самом деле, кто я? Родился здесь, на этой земле, поэтому могу называться американцем. Но что это означает? Куапо тоже родился здесь.

— Я Сэкетт, — произнес я, — сын Барнабаса.

— А? — прошептал он. — Сэк-етт!

Это имя было ему знакомо. Неужели слава моего отца распространилась так далеко? Конечно, он жил в Америке свыше тридцати лет, и большую часть времени — на Стреляющем ручье. Индейцы многих племен торговали с нами, да и сами мы часто путешествовали.

Мы собрали тела убитых и сложили их в стороне, затем разбили лагерь прямо на берегу и стали готовить бульон для раненого. Почти не надеясь, что он выживет, лечили его, как умели: Кеокотаа — по-своему, я — по-своему. Саким учил, что раны необходимо очищать. Мы так и сделали. Он отмечал тот факт, что в Америке раны заживают быстрее, чем на других континентах, где ему приходилось бывать. Может, здесь было меньше людей? Чище воздух? Более простая, здоровая пища?

Кто напал на деревню? Мы решили, что тенса, племя с юга. Но их предводителем оказался не тенса, а некоторые воины принадлежали к племени начи.

— Они искали женщину, — сказал куапо, — любимую женщину.

Я знал от чероки, что «любимая женщина» — особое «звание». Его получала та, которая своей мудростью, храбростью или и тем, и другим завоевала глубокое уважение своего народа. Такая женщина могла одним словом прекратить войну или верховенствовать над вождем. Название присваивалось крайне редко.

— Женщину племени начи? — спросил я.

— Начи ушли, давно ушли.

Мы как-то нашли возможность объясняться. Он немного знал язык чероки, как и мы, хотя индейцы, владеющие языком другого племени, встречались нечасто, обычно это были сыновья или дочери плененных женщин или приемные сыновья. Среди многих племен существовал обычай выбирать из пленных приемного сына взамен убитого или пропавшего.

— Большой воин начи хотел ее. Он вел воинов. Сказал тенса, что добудет для них много скальпов. Они пошли с ним, у него сильная магия.

Капата…

Но почему он напал на эту деревню? Знал же, что Ичакоми здесь нет? Завоевать престиж и обрести популярность?

Кеокотаа согласился, когда я изложил ему свои соображения.

— Сейчас он — большой человек. Добыл много скальпов. У него сильная магия.

Молодые воины, жаждущие славы, следуют за любым предводителем, обещающим успех. Теперь, добыв скальпы куапо, юноши тенса с радостью пойдут за своим вождем. Не важно, что он не из их племени. Такое и раньше случалось не раз и, несомненно, еще не раз повторится.

Из индейцев племени начи за Капатой на запад пошли два-три человека. Он искал единомышленников, чтобы составить сильный отряд.

Кто знает, какими словами ему удалось убедить их идти за собой? Но юноши всех племен хотят добывать скальпы, а вместе с ними — репутацию великих воинов. Видимо, Капата наблюдал за деревней куапо и знал, что почти все молодые мужчины на охоте и что победа будет легкой.

Страсти индейца ничем не отличаются от тех, которые испытывают европейцы или азиаты. Честолюбие, ненависть, страх, жадность, ревность существуют повсюду.

Отец Капаты — начи, а мать — каранкава, а начи всегда презирали каранкава. Капата, вероятно, всю жизнь боролся против этого клейма и старался отстоять себя и свое мужское достоинство. Пределом его желаний стала женитьба на Солнце, чтобы и к нему относились как к Солнцу… хотя такого раньше не случалось.