— Как много ты знаешь! — заметил он добродушно.

    Тем не менее она снова взялась за пиво и выпила всю кружку, после чего они двинулись в путь. Было уже темно, и чем дальше они уходили от огней города, тем ближе старались держаться друг к другу, пока их руки не встретились. Она спрашивала себя, почему он не обнимет ее, но он этого не сделал и лишь промолвил:

    — Возьми меня под руку.

    Уже одно это казалось ему неслыханной дерзостью.

    Она подхватила ею под руку у самого плеча. Он ощутил тепло ее тела и, переложив палку под мышку, взял ее правую руку в свою.

    — Вот теперь мы совсем-совсем вместе, дорогая, правда? — сказал он.

    — Да, — отозвалась она, а про себя добавила: «Тюфяк!»

    «Вот каким я стал волокитой!» — подумал он.

    Так они дошли до подножья нагорья и увидели перед собой проезжую дорогу, — белея во мраке, она уходила вверх. Чтобы попасть отсюда к дому Арабеллы, надо было сначала взобраться по склону, а потом спуститься в долину направо. Сделав всего несколько шагов вверх, они чуть не наткнулись на двух мужчин, бесшумно ступавших по траве.

    — Ох, уж эти влюбленные… любая непогода им нипочем… Им да бездомным собакам, — проворчал один из мужчин, исчезая во мраке у подножья холма.

    Арабелла хихикнула.

    — Мы влюбленные? — спросил Джуд.

    — Тебе виднее.

    — Ну, а ты-то как думаешь?

    Вместо ответа она склонила голову ему на плечо. Джуд понял намек и, обняв ее, притянул к себе и поцеловал.

    Они шли теперь не под руку, а обнявшись, как ей и хотелось. В конце концов, какое это имеет значение, раз их никто не видит, говорил себе Джуд. Дойдя до середины длинного подъема, они, словно по уговору, остановились, и он опять поцеловал ее. На вершине он поцеловал ее еще раз.

    — Руку можешь не отнимать, если тебе так нравится, — тихо сказала она.

    Он послушался, думая о том, какая она доверчивая.

    Так не спеша они приближались к ее дому. Свой, дом он покинул в половине четвертого, собираясь снова засесть за Новый завет в половине шестого. Но было уже девять, когда он, обняв Арабеллу последний раз, отпустил ее у порога отцовского дома.

    Она попросила его зайти хотя бы на минуту, иначе могут подумать, будто она гуляла одна в такой темноте. Он согласился и вошел следом за ней. Как только дверь отворилась, он увидел, что, кроме ее родителей, в комнате сидят еще несколько соседей. Все приветствовали их так, словно поздравляли, всерьез принимая его за жениха Арабеллы.

    Это были чужие ему люди, он смутился и чувствовал себя не в своей тарелке. Он этого не хотел; приятная вечерняя прогулка с Арабеллой — вот все, что он имел в виду. Он не стал задерживаться, лишь сказал несколько слов ее мачехе, простой тихой женщине, неприметной ни лицом, ни характером, и, пожелав всем доброй ночи, с чувством облегчения выбрался на дорогу среди холмов.

    Но облегчение он испытывал недолго: вскоре Арабелла вновь завладела его сердцем. Он шел, и ему казалось, будто он стал другим, не тем Джудом, каким был вчера. Что ему теперь книги? Что все его намерения не тратить попусту ни одной минуты, которых он до сих пор так строго придерживался? «Тратить попусту!» Все зависит от взгляда на вещи; сегодня он впервые живет, а не растрачивает жизнь. Любить женщину куда приятней, чем быть ученым, или священником, или даже самим папой!

    Когда он вернулся домой, бабка уже легла спать, и на всех вещах, куда бы он ни посмотрел, казалось, лежала печать его небрежения.