Филипп Борисович сделал отстраняющий жест, и она быстро добавила:

— Хорошо. Пусть не напиваются. Но «пина колада» каждый день. Скажете, не так?

Марк фыркнул.

— В этом и есть корень проблемы, — с важным видом изрекла Татьяна. — Нет стабильного ума без стабильной оболочки. Вам не благотворительность развивать надо, а прежде всего людям мозги на место поставить. Пропагандировать здоровое питание, спорт. Культ красивого тела. У вас есть волейбольная площадка?

Мужчины переглянулись.

Марк неуверенно ответил:

— У Кремера на вилле теннисный корт.

— Он матчи для других жителей проводит?

— Какие матчи? — хмыкнул мэр. — Так, с сыном постучат иногда.

— А я имею в виду общую для всех волейбольную площадку. У вас ведь имеется какой-нибудь парк? Там и устроить.

— Никто не пойдет, — заверил Марк.

— Конечно, не пойдет. Сначала придется всех вытягивать, организовывать. А потом войдут во вкус. Уверяю.

— У вас имеется опыт подобной работы? — пристально взглянул на нее Филипп Борисович.

— Массовиком-затейником пока не была, — улыбнулась Татьяна. — Но сама веду здоровый образ жизни. И отрекламировать могу что угодно. Вы об этом, несомненно, знаете.

Она самонадеянно считала: ей прямо сейчас отдадут работу мечты. Еще и поторговаться получится — за более высокую зарплату.

Но мэр снова развалился в кресле, распустил живот и отмахнулся от нее вялой ладошкой:

— Спасибо, Татьяна. Через неделю дадим знать, что мы насчет вас решили.

А Марк улыбнулся — грустно и виновато.

«Все-таки воскресенье насмарку».

Садовникова хмуро проследовала через предбанник и даже охраннику на выходе не улыбнулась, хотя он и дверь прибежал для нее распахнуть, и в глаза преданно заглядывал.

Шла к машине, сердито думала: «Бред натуральный. Остров на Карибах — но законы российские. Да быть такого не может! Прав Чайкин: подстава. На дурачков расчет. Да еще собеседование устроили на выселках, в каком-то недострое».

Правда, Демьян раньше никогда не подводил. Все его предложения были реальные, более чем достойные. Блогер с благотворительницей — тоже довольно известные шишки. Ради пустяка на дальнюю окраину Москвы не поедут. И краснеть-волноваться не будут.

Впрочем, Татьяне быстро надоела дедукция. Она села в своего красавца «Инфинити» (вдвойне приятно, что не от любовника цацка получена, а честно заработана). Аккуратно тронулась. Снег усилился, ветер трепал голые деревья и рекламный щит с девушкой и надписью «Я свободна!».

Садовниковой вдруг вспомнился старый-престарый журнал «Семья и школа» (у отчима целая подшивка имелась — воспитывал падчерицу по науке). Недавно от скуки пролистывала, наткнулась на письмо женщины. Та недавно развелась с никчемным мужем и гордилась, что теперь ни от кого не зависит. Таня тогда порадовалась за неведомую читательницу. Но дальше в журнале шли комментарии. Предшествовал им суровый заголовок: «Свободна. От чего?»

Кандидаты наук, психологи и прочие ученые наперебой доказывали: одной — плохо. Одной — нельзя.

Иногда — серыми зимними сумерками — Садовникова с ними соглашалась.

Она включила щетки на максимальный режим, врубила обогрев всего, чего можно, а также веселый, безнадежно устаревший «Ottawavan» и поняла, что ей страшно не хочется сейчас ехать домой, в пустую квартиру.

Счастье, что имелся в ее жизни человек, который всегда был ей рад.