– Подожди.

Он вынул мешочек, распустил завязки, достал оттуда один рубль и бросил на дно опустевшего бидона.

– Ну вот, теперь можно обратно закапывать.

– Зачем это?

– Ну, мало ли, пусть будет, на всякий случай. Схрон-то хороший.

– Да я про рубль.

– А это как бы примета.

– Какая?

– Не знаю. Хорошая. Чтобы вернуться.

Я закопал бидон обратно в яму и забросал раскоп песком, мусором и головешками из костра. Тяжеленный чемодан мы оттащили к парадной, и я сидел на нем, глядя в ночное небо, пока Славка вызывал из квартиры такси. Редкие звезды мерцали и серебрились, как дрожащие слезы. Одна из них медленно плыла в вышине, пересекая небосклон от горизонта до горизонта – то ли спутник, то ли инопланетный корабль. Хотя о чем это я – все инопланетяне были здесь, на Земле, и ангелы тоже, и черти, и не отличить одних от других, да и незачем отличать; рай пуст, ад – тем более, и только у нас тут толкотня и неразбериха, как в прихожей тесной квартиры на свадьбе или на похоронах.

Толстый усатый таксист помог погрузить чемодан в багажник.

– Неподъемный, – заметил он. – Собрались куда?

– В отпуск лечу, – сказал я. – Вот только за друзьями заеду, а потом сразу в аэропорт.

Славка махнул рукой, стоя в дверях парадной. Такси выбралось через арку на Лесной проспект и понеслось по ночному городу.

Упругий теплый ветер бил в открытые окна, сдувал сигаретный пепел. Мы ехали в тишине, только мотор гудел да шелестели покрышки. Несколько раз таксист пытался завести разговоры и намекнуть, что готов довести меня вместе с друзьями и до аэропорта, но когда увидел, что выхожу я у «Трех звезд», то протянул только:

– Знакомое место, – поспешно выволок чемодан и ретировался.

Двери заведения были закрыты, но окна ярко светились, а изнутри доносились какие-то разухабистые басы. Я подошел к боковому входу и постучал. Из-за приоткрывшейся двери пахнуло горячим воздухом, выпивкой, одеколоном, плеснула блатными аккордами магнитофонная музыка и высунулся давешний белобрысый атлант. Он увидел меня, радушно оскалился рядами великолепных зубов и по-свойски подмигнул.

– Чемодан занеси, – сказал я, пытаясь сохранить статус-кво, и вошел внутрь.

В «Трех звездах» гудела ночная жизнь: вокруг столиков сидели крепкие ребята разной степени трезвости, кто-то неспешно бродил между компаниями, кто-то степенно беседовал, стараясь держаться солидно; вентилятор с трудом разгонял липкую духоту; на барной стойке расположились две початые литровые бутылки импортной «Столичной» и, символом удавшейся жизни, крупно нарезанный ананас. Едва я вошел, как все разом замолчали и повернулись ко мне, и некоторые почему-то заулыбались, и бармен Паша с пережеванными ушами тоже улыбался и по-дружески махал мне рукой, а сам Пекарев, в модном спортивном костюме, встав из-за столика, вышел навстречу, раскинув крепкие ладони в широких объятиях:

– Здорово, преступник! Добро пожаловать на огонек!

Он стиснул мою руку в цепком пожатии и с силой хлопнул по плечу. Публика за столиками снова заговорила, занявшись своими делами, а из динамиков за стойкой затянуло:

Пекарев потащил меня к столику у окна. Там сидели интеллигентного вида молодой человек в очках на зарубежный манер и широкоплечий, костистый, немолодой мужчина в поношенном темном пиджаке и с очень коротко стриженными седыми волосами.