При наличии такой доброжелательности между нами, почему мы не безупречны в отношении друг к другу? Что нам мешает? Мы не можем превратить весь мир в республику любви, но каждый мог бы создать свой собственный уголок здесь…
— Мы готовы попытаться, дорогой Эффи…
— Беда в том, что пока весь мир…
— Эффи, я думаю, тебе лучше поехать домой…
— Ты и Алиса, например. Вы обе любите меня. Хорошо, вы должны любить и друг друга тоже. И, Мэриан, я, конечно, люблю тебя. Любить так легко, это просто необходимо, если только…
— Мне очень жаль прерывать вашу метафизическую дискуссию, но у меня есть очень плохие для всех нас новости, — раздался от двери голос Джералда Скоттоу.
Ханна, сидевшая рядом с Эффингэмом, тотчас встала, и группа распалась, когда Джералд закрыл дверь и подошел к ним. Он сильно запыхался и был явно возбужден. Сцена перед Эффингэмом внезапно сфокусировалась, обрела чрезвычайную ясность и четкость. Золотое сияние исчезло, и он увидел дождливый свет за темным оконным стеклом.
— В чем дело, ради Бога? — спросила Ханна, прижав руку к горлу.
— Питер возвращается в Гэйз.
— Питер? — глупо переспросил Эффингэм.
— Питер. Питер Крен-Смит. Муж Ханны, — повысил голос Джералд.
— Когда он приедет? — спросила Ханна. Голос ее был спокойным, но слабым и тихим.
— Через несколько дней. Он послал телеграмму, когда садился на корабль.
— Итак, семь лет подошли к концу, — сказал Эффингэм. Он пытался встать, но, казалось, ноги ему не повиновались.
Ханна стояла совершенно неподвижно, а ее руки безжизненно повисли. На ней было надето ее длинное одеяние из желтого шелка, и она выглядела как жрица перед ритуалом, преисполненная каким-то сильным волнением. Она пристально смотрела на Джералда.
— Питер, — тихо сказала она. Эффингэм никогда не слышал, чтобы она произносила это имя, и оно резко прозвенело и заглохло в притихшей комнате. — Питер приезжает сюда. Через несколько дней. Это правда, Джералд?
— Да, правда, Ханна. Хочешь посмотреть телеграмму?
Она раздраженно встряхнула головой, сбросила руку Мэриан, которую та с сочувствием положила ей на плечо, и снова произнесла:
— Питер, — как будто пытаясь привыкнуть к этому звуку. А затем: — Это невозможно. Это действительно правда, Джералд?
— Действительно правда. Сядь, Ханна. Выпей виски.
— Я уже достаточно выпила, — пробормотала она, повернулась к окну и выглянула. Все они смотрели на ее фигуру, полностью отделенную от них. В комнате воцарилось молчание.
Наконец, откашлявшись, Алиса сказала:
— Извините, боюсь, нам пора уезжать. Нам с Эффи лучше уйти. Пойдем, Эффи.
Быстрым движением она поставила его на ноги. Ханна, повернувшись, взмолилась:
— Не уходи, Эффингэм, пожалуйста.
Алиса уверенно и твердо заявила:
— Он пьян. Ему лучше выспаться. Я привезу его назад, когда он протрезвеет. Пошли, Эффи, поднимай свои большие ноги. — Она стала подталкивать его к двери.
— Эффингэм, пожалуйста, останься здесь, пожалуйста…
— Я же сказала, я привезу его назад.
— Это происходит совершенно автоматически, — сказал Эффингэм Скоттоу.
Эффингэм нетвердо спускался по ступеням, держась за руку Алисы. Дневной свет резал ему глаза. Когда он выходил через стеклянные двери, то услышал позади себя в глубине дома звук. Это было его собственное имя, переросшее затем в пронзительный крик. Он сел в «остин» и уснул.
Глава 22
— Эффингэм! Эффингэм!
Они кричали и звали снова и снова. |