Но вместо этого официант, подавая вазочку холодного и густого мороженого с тонким ароматом и такого аппетитного на вид, сделал ей легкий поклон, как какой-нибудь важной синьоре. Довольный Анджело улыбался ей, и она освоилась, начала поглядывать вокруг, с интересом рассматривая сидящих здесь женщин с холеными руками и нежной кожей с ароматом рисовой пудры. А она-то спрятала, как постыдный секрет, попавшую ей в руки вырезку из журнала с советами, как сохранить кожу при помощи лимонного сока и молока, как тонизировать ее несколькими каплями ароматического уксуса, разбавленного водой. Конечно же, эти хорошо одетые синьоры в шелках и драгоценностях, которые посматривали вокруг через черепаховый лорнет и держали в руках хрупкие зонтики от солнца с серебряными колечками, конечно, они жили в ином мире, и она увидела и узнала за несколько часов больше, чем за всю свою жизнь. У нее хватило разума погасить этот волшебный фонарь прежде чем душа начнет лелеять мечты о невозможном, о той сказке, которая окружала ее. Она и так уже зашла слишком далеко, за что мысленно просила прощения у бога.
Они вернулись домой пешком, когда первые тени уже начали густеть в горячем августовском вечере. Анджело открыл дверь той самой квартиры в бараке, где и сейчас она жила со своими детьми, но то были другие времена: полные счастья и светлых надежд.
Эльвира остановила взгляд на рекламе алюминиевых кастрюль прекрасного серебристого цвета, прочных, никогда не ржавеющих и потому гигиеничных, более экономичных в расходе топлива и более стойких по сравнению с медными. Однажды они с матерью пошли на корсо Виктора Эммануила в магазин Клаудио Дзеккини, чтобы посмотреть там алюминиевые кастрюли и справиться о цене. Они долго любовались витринами, но так и не осмелились войти, чтобы прицениться. Как же можно спрашивать цену за это чудо?
Эльвира помнила, как застыла она посреди большой кухни, когда настало время молодым пройти в свою комнату. Анджело даже пришлось подтолкнуть ее, обняв за талию своей сильной рукой. Ничто еще не вызывало у девушки такого страха, как тайны, подстерегавшие ее этой ночью в новом доме. Она была счастлива в ожидании этого дня, но напугана теперь, когда он пришел.
Июньские светлячки и серп луны, освещавшие стену и фотографию на ней, живо напомнили ей ту августовскую ночь: жужжание комаров, треск сверчков, кваканье лягушек, лай собаки и насвистывание какого-то прохожего на улице.
В комнате она увидела большую кровать, на которой блистало во всей своей белизне покрывало из белого кретона. Льняные простыни выткала для нее мать, а по краю их Эльвира сама вышила белыми нитками цветочный узор. Вышивка на подушках представляла двух голубков в полете, держащих в клюве полоску с надписью: «Спокойной ночи». Кровать была новая, с высокими спинками из темного ореха, как ей хотелось, и с большими шариками наверху. Пружинный матрас был подарком одного из друзей Анджело, а тюфяки на конском волосе, обтянутые толстой тканью в белую и коричневую полоску, им подарили свидетели на свадьбе.
– Ты, наверное, устала, – сказал Анджело, еще только привыкая говорить ей «ты». – Не кажется ли тебе, что пора лечь спать?
Она почувствовала, как его сильная рука легла на плечи, а другая обхватила талию, пожалуй, крепче, чем ее новый из китового уса корсет. «Я боюсь», – подумала она, но не призналась ему в этом, а только сказала:
– Как темно.
Лунный свет в окне освещал белоснежную супружескую постель. Анджело отпустил ее и начал раздеваться, аккуратно складывая свои вещи на стул, стоявший в ногах кровати. Она услышала, как он зажег спичку, и желтый свет керосиновой лампы осветил комнату. За ее спиной, закрыв окна, он подошел к ней, взял за плечи и повернул к себе, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Ты не хочешь ко мне? – спросил он почти с укором.
– Я сейчас, – сказала она, смущаясь, но все же решительно. |