Когда Оксана волновалась, становился слышен ее певучий, простонародный украинский говорок, и оттого ее слова становились как-то особенно убедительны.

— Я не знаю, Ксень… — медленно произнесла Лиза. — Может быть, ты и права…

— Да не может быть, а точно, — убежденно подтвердила та и вдруг улыбнулась. — А ты, ей-Богу, странная: под пистолетом стоять не боялась, а собственному мужу про ребенка сказать боишься!

— Девочки, вы чего здесь сидите? — дверь приоткрылась, и на кухню заглянул Игорь. — Мы — все, закончили, уходим! Так что занимайте комнаты, хватит здесь секретничать.

— Это к нему знакомый из Сибири приехал, — пояснила Оксана. — Проект какой-то новый делать собираются, в выходные даже сидят. Пойдем, правда — душно здесь.

«Конечно, глупо все это, — с тоской думала Лиза, выезжая из Ксениного двора. — Но что уж теперь говорить — все равно скоро сам все увидит. Если вообще заметит…»

Скоро — значило месяца через два. Теперь, когда дни и недели шли неразличимо, сливались и наваливались невыносимой тяжестью, — это было не так уж и много.

Но, как это всегда и бывает в жизни, человек только предполагает…

Физически Лиза чувствовала себя прекрасно все четыре первых месяца. Ее совсем не тошнило, голова не кружилась по утрам. Не тянуло на солененькое — правда, постоянно хотелось яблок, и она ела даже недоспелый белый налив, только что появившийся на рынке.

И вдруг, в начале пятого месяца, все переменилось.

Однажды утром она почувствовала, что не может оторвать голову от подушки, будто голова налита свинцом. Было часов шесть. Просыпаясь несколько раз ночью, Лиза видела, что Юра еще не ложился, и слышала его шаги напротив, в кабинете. Но сейчас он, кажется, спал — глаза были закрыты.

Она все-таки села — и сразу почувствовала, как тошнота подступает к горлу, холодный пот выступает на лбу. Она спустила ноги на пол — и тут же резкая, невыносимая боль пронзила ее!

Она вскрикнула и упала на подушку. Юра сразу открыл глаза.

— Что с тобой? — спросил он, и впервые за все эти бесконечные дни Лизе показалось, что в его голосе промелькнуло какое-то чувство. — Что случилось, Лиз?

— Юра, вызови «скорую», — сказала она не раздумывая.

В памяти у нее снова встали те ужасные дни два с лишним года назад: унылые женщины в больничной палате, которым не разрешали даже вставать с кровати, чтобы сохранить ребенка… Как это звали ту, с печальным лицом, которая говорила, что никак не родит после первого аборта?..

Все у нее внутри похолодело — вот и с ней это произошло, и винить, кроме себя самой, некого…

— «Скорую»? — лицо у него тут же переменилось. — Почему «скорую»?

Боль немного отпустила, но теперь она начала задыхаться, хватать воздух ртом; закружилась голова.

Юра вскочил, присел на корточки рядом с кроватью.

— Вызови же… — пробормотала Лиза. — Что же ты сидишь?

Она почти не различала его лица и боялась, что потеряет сознание прямо сейчас, ничего не успев объяснить, — и что он скажет тогда врачам?

— Я же беременная, — прошептала она, опасаясь нового приступа боли.

— Что-о?! О Господи! — услышала она. — Да как же ты…

Юра торопливо, как-то одной рукой, натягивал рубашку, вторую держа у нее на плече, словно она могла исчезнуть, если он отведет руку.