Изменить размер шрифта - +

– Ничего мы не найдем! Мы его спугнули. Думаешь, он настолько беспечен и не понял, что мы наступаем ему на пятки? У тебя был шанс оборвать его жизнь, а ты дурацким образом тратил время…

Арно покачал головой. Он явно был другого мнения.

– Я спасал твою жизнь.

– Не тебе ее спасать.

– О чем ты говоришь?

– Я готова умереть сама, только бы погубить Жермена. Если у тебя кишка тонка мстить… тогда я обойдусь без твоей помощи.

Да, дорогой дневник, так я и сказала. И сейчас, когда я заканчиваю описывать события этого дня и раздумываю над злыми словами, которыми мы обменялись, я не жалею о сказанном. Так я думала в тот момент, так я думаю и сейчас.

Возможно, его верность моему отцу была не настолько велика, как он утверждал.

Нет, мне его помощь не нужна.

 

 

«Врагов революции» отправляли на гильотину десятками: за противодействие революции, за утаивание запасов зерна, за помощь иностранным армиям. Нынешние вожди объявили гильотину «национальной бритвой», и она трудилась без устали, «сбривая» на одной только площади Революции по две-три головы ежедневно. Франция затаилась в страхе. Угроза попасть на гильотину витает едва ли не над каждым.

Теперь о событиях, имеющих большее отношение ко мне: орден ассасинов ополчился на Арно.

– Его изгнали, – сообщил мистер Уэзеролл, держа в руке письмо.

Когда-то мой наставник гордился своей обширной сетью осведомителей, от которой остались жалкие крохи. Долгое время он вообще не получал никаких сведений. И вот…

– Кого изгнали? – не поняла я.

– Арно.

– Понятно.

– Делаешь вид, что тебе все равно? – улыбнулся мистер Уэзеролл.

– Мне действительно все равно.

– Так и не простила его?

– Однажды он мне поклялся: если ему выпадет шанс, он этот шанс ни за что не упустит. И ему выпал шанс, который он прохлопал.

– Он был прав, – сказал мне как-то мистер Уэзеролл.

Похоже, мой наставник высказал то, что занимало его мысли.

– Как вы сказали? – спросила я.

Добавлю: спросила грубым, раздраженным тоном. Напряжение, возникшее между мной и мистером Уэзероллом, сохранялось неделями, если не месяцами. Наша жизнь свелась к состоянию «быть тише воды ниже травы». Мне хотелось выть от досады и отчаяния. Каждый день я думала только о том, чтобы найти Жермена раньше, чем он найдет нас. Каждый день проходил в напряженном ожидании писем. (Наши «почтовые ящики» постоянно менялись.) Мы жили с сознанием, что ведем бой, обреченный на поражение.

Я негодовала, вспоминая, как близко Жермен находился тогда от меня и моего меча. Мистер Уэзеролл тоже негодовал, но по иной причине. Вслух он об этом не говорил, но я знала: он считал меня слишком вспыльчивой и порывистой. По его мнению, мне следовало готовить заговор против Жермена, дожидаясь благоприятного момента. Словом, действовать так, как действовал сам Жермен, готовя узурпацию власти в ордене. Мистер Уэзеролл упрекал меня в том, что я думаю не головой, а мечом, говорил, что мои родители никогда бы не стали действовать столь поспешно и безрассудно. Стремясь меня урезонить, он использовал любую зацепку. Теперь такой зацепкой стал Арно.

– Арно был прав, – сказал мистер Уэзеролл. – Тебя бы убили на месте. С таким же успехом ты могла бы перерезать собственное горло.

Я вздохнула, вложив в этот вздох все свое отчаяние, и с нескрываемым презрением оглядела комнату, в которой мы сидели. Там было тепло и уютно. Казалось бы, она должна вызывать у меня такие же чувства, но я ощущала ее тесной, переполненной каморкой.

Быстрый переход