Хор исполнил «Аве Мария», и слезы ручьем покатились по лицу Кристианы, невидимые под густой вуалью, свисавшей с полей черной шляпы.

Когда все закончилось, Кристиана встала и медленно двинулась по проходу за двумя пустыми гробами, думая об отце и Фредди. Люди, собравшиеся в церкви, перешептывались о том, как она красива и как, должно быть, ужасно пережить такое горе в столь юном возрасте.

На церемонии присутствовали две тысячи приглашенных, среди которых были руководители государств и представители королевских фамилий со всей Европы. После завершения службы все проследовали в венский дворец князей Лихтенштейна, где состоялся прием. Это был самый длинный день в жизни Кристианы. Виктория тоже приехала, но Кристиана была слишком занята и подавлена, чтобы уделить ей внимание. Виктория никак не могла прийти в себя от изумления, что ее кузина стала главой государства. Кристиана и сама не могла привыкнуть к этой мысли и до сих пор пребывала в шоке.

Она дважды разговаривала с Паркером по телефону, до и после церемонии прощания, и была совершенно измотана, когда в девять часов вечера они выехали из Вены, направляясь домой. Ее кортеж сопровождали машины охраны, ехавшие впереди и сзади. Никто так и не взял на себя ответственность за взрыв, унесший жизни ее отца и брата, и служба безопасности усердствовала, окружив Кристиану усиленной охраной.

Не прошло и недели с момента ее вступления на престол, а Кристиана уже почувствовала себя безмерно одинокой и знала, что дальше будет только хуже. Достаточно было вспомнить, каким усталым и обескураженным выглядел порой ее отец. Ее ждала та же участь.

Сэм и Макс, ехавшие с ней в одной машине, несколько раз обеспокоенно спрашивали, как она себя чувствует, но Кристиана отделывалась односложными ответами. Она ощущала такую усталость, что ей даже трудно было разговаривать.

Они прибыли во дворец под утро, и Кристиана сразу же легла спать. Ей нужно было встать пораньше, чтобы подготовиться к похоронам в Вадуце, назначенным на десять. Здешняя церемония оказалась еще более печальной, возможно, потому, что проходила дома, в том месте, которое отец любил больше всего, где он родился и где погиб вместе со своим сыном. Кристиана ощущала на своих плечах вселенскую скорбь, когда медленно шла по церковному проходу за двумя пустыми гробами. Музыка казалась ей еще более скорбной и пронзительной, чем накануне, и Кристиана чувствовала себя в своем опустевшем доме даже более одинокой, чем в каком-либо другом месте.

После церковной службы состоялся прием, для которого открыли часть дворца. Сюда мог прийти каждый, кто хотел проститься с князем и его сыном. Ради этого пришлось усилить охрану, и дворец напоминал вооруженный лагерь. Было много телевизионных камер, которые вели прямые репортажи для новостных каналов всего мира.

Паркер наблюдал за происходящим по телевизору у себя дома. В Бостоне было четыре утра, когда он включил Си-эн-эн. Никогда еще Кристиана не казалась ему такой прекрасной, как в тот момент, когда с царственным видом шагала по церковному проходу в шляпе с вуалью. Накануне он смотрел репортаж о церемонии прощания, проходившей в Вене, и стремился к Кристиане всей душой. Позже, когда она позвонила, бесконечно измученная и опустошенная, Паркер сказал ей, как великолепно она выглядела и как прекрасно держалась. Но Кристиана снова расплакалась. Это была самая ужасная неделя в ее жизни.

— Хочешь, я приеду, Крики? — осторожно предложил он.

— Хочу, но не сейчас, — печально ответила она.