С этим трудно было поспорить. Князь и сам хотел бы поехать, но он давно уже перерос юношеские порывы и был слишком стар, чтобы рисковать.

— Конечно, Крики, — мягко сказал он. — Но не для тебя. Это слишком опасно. Если террористы узнают, кто ты, тебя тоже возьмут в заложники. Не думаю, что они испытывают больше уважения к нейтральным странам, чем к любым другим. Пожалуйста, не спорь со мной.

Кристиана покачала головой, явно разочарованная его реакцией.

— У тебя есть обязательства перед нашим народом, — сурово произнес князь. Он готов был использовать любые аргументы, лишь бы защитить ее от себя самой. — Тебя могут ранить или даже убить. Не говоря уже о том, что у тебя нет ни технических, ни медицинских навыков, которые нужны в подобной ситуации. Порой неквалифицированные помощники, при всех их благородных намерениях, только мешают. Кристиана, я понимаю, что ты действуешь из лучших побуждений, но я не хочу, чтобы ты это делала.

— Как ты можешь так говорить? — сердито воскликнула она со слезами на глазах. — Посмотри на этих людей, папа! Их дети погибли или погибают. Я должна поехать туда. Наверняка там найдется для меня дело. Я не собираюсь сидеть здесь и наблюдать за происходящим по телевизору. Ты сам воспитал меня такой.

Слова дочери разрывали князю сердце.

— Ради Бога, я не учил тебя подвергать свою жизнь бессмысленному риску! — Он не позволит ей уговорить себя, как бы она ни старалась.

— Но ты учил меня нашему фамильному кредо: «Честь, отвага и процветание». Ты учил меня заботиться о других. Учил меня помогать тем, кто в нужде, и делать все, чтобы им стало легче. Так где же наши честь и отвага? Ты говорил, что долг и ответственность — самое главное в жизни, что мы должны отстаивать то, во что верим, чего бы это ни стоило. Эти люди нуждаются в нашей помощи. Я намерена сделать все, что в моих силах, чтобы помочь им. Этому ты учил меня с самого детства. И ты не сможешь ничего изменить теперь.

— Да, но это террористы! Для них не существует никаких правил. — Князь замолчал, устремив на дочь умоляющий взгляд.

И тут она заставила его прослезиться, поцеловав в щеку и ласково сказав:

— Я люблю тебя, папа. Со мной все будет в порядке. Обещаю. Я позвоню тебе, как только смогу.

В дверях показались два телохранителя в джинсах и куртках. Значит, Кристиана организовала себе эскорт еще до того, как поговорила с ним. Она все решила заранее. И если только он не применит физическую силу, она уедет — с его разрешения или без оного. На мгновение князь закрыл глаза, затем снова посмотрел на дочь.

— Будь осторожна, — сурово произнес он, переведя жесткий взгляд на телохранителей. И эти двое знали, что им несдобровать, если с Кристианой что-нибудь случится. — Не спускайте с нее глаз. Ни на минуту. Понятно?

— Да, ваша светлость, — поспешно отозвались они.

Князь нечасто выглядел сердитым. Собственно, и сейчас он не столько сердился, сколько тревожился. Более того, он был в ужасе. Он бы не вынес потери своего горячо любимого ребенка. Эта мысль заставила князя остро осознать, что чувствуют люди, чьих детей, одного за другим, убивают террористы, чтобы освободить своих товарищей из тюрьмы. Это был чудовищный обмен — заключенных на детей — и неразрешимая ситуация для всех вовлеченных в нее сторон. Князь не мог не признать, что Кристиана права. Конечно, он не хотел для нее такой участи, но восхищался ее отвагой и благородным порывом. Она делала именно то, чему он ее учил, она была готова посвятить свою жизнь служению людям. В сущности, ответственность за принятое ею решение полностью лежала на нем.

После того как Кристиана сходила за своими вещами, князь проводил ее и телохранителей до машины.