Зайдя в дамскую комнату, Кристиана попыталась привести себя в порядок, что оказалось безнадежным делом. Туфли ее были облеплены грязью, джинсы и свитер покрывали бурые пятна. Кровь была в ее волосах и под ногтями. Она ощущала ее запах. Казалось, кровь проникла даже в ее душу.

Покидая аэропорт, Кристиана предъявила паспорт, однако на сей раз он не вызвал никаких замечаний. Видимо, на выходе это не имело значения. Поздно ночью того же дня они прибыли в Вадуц.

Они заранее предупредили о своем возвращении, и в аэропорту их встретила машина. Просьба прикрыть чем-нибудь сиденья, озадачила шофера, пока он не увидел Кристиану. Вначале он даже не понял, что это кровь. А когда понял, был настолько потрясен, что не стал задавать вопросов. В полном молчании они подъехали к дворцу. Ворота открылись, и Кристиана увидела дом, где она родилась, жила и когда-нибудь умрет, Бог даст, дожив до старости. За последние три дня здесь ничего не изменилось, но в глубине души Кристиана знала, что той девушки, которая уехала отсюда три дня назад, больше нет. Та, которая вернулась домой после трагедии с заложниками, была совершенно другим человеком.

Глава 5

В тот вечер, когда Кристиана вернулась домой, отца не было в Вадуце. Он уехал в Вену на дипломатический прием во французском посольстве и остался на ночь в их венском дворце. Перед отъездом он уже знал, что с Кристианой все в порядке. По сотовому телефону из России связаться не удалось, но телохранители дочери позвонили ему из аэропорта. До этого момента князь сходил с ума от беспокойства. И, вернувшись домой, он сразу же отправился на поиски дочери. После ее возвращения прошли сутки. В джинсах, кожаных туфлях без каблука и в футболке, с чистыми блестящими волосами, Кристиана выглядела безукоризненно. Ничто не говорило об ужасах, которые ей пришлось пережить, пока князь не посмотрел ей в глаза. То, что он увидел, испугало его. Кристиана не выглядела подавленной, наоборот, она казалась более оживленной, чем когда-либо раньше, и вместе с тем в ней ощущались печаль, мудрость и понимание. И, как и сама Кристиана, князь вдруг осознал, что все изменилось и его дочь уже никогда не будет прежней.

— Здравствуй, папа, — тихо сказала Кристиана, когда он обнял ее и поцеловал. — Я так рада видеть тебя.

Она казалась очень взрослой, и отец понял, что, как бы ему ни хотелось держать ее под своим крылом, ребенок, которого он пестовал, вырос и уступил место женщине, которая столкнулась с немыслимой жестокостью.

— Я скучал по тебе, — признался он. — И очень беспокоился. Я постоянно смотрел новости, но ни разу не видел тебя. Это действительно было так ужасно, как выглядело на экране? — спросил он, взяв ее руку в свои, когда они сели.

— Все было гораздо хуже. Там было много такого, чего журналистам не разрешали показывать из уважения к семьям погибших. — Слезы медленно скатились по ее щекам, заставив сердце князя сжаться от сочувствия. Он все бы отдал, чтобы избавить дочь от подобных воспоминаний. — Они убили стольких детей! Сотни, словно это овцы или еще какой-нибудь скот.

— Знаю. Я видел это по телевизору. На лица родных было страшно смотреть. Меня преследовала мысль, что бы я почувствовал, если бы потерял тебя. Это было невыносимо. Не представляю, как эти люди смогли пережить весь этот кошмар и как они смогут жить дальше. Должно быть, это очень трудно. — Кристиана молчала, думая о своей беременной подруге. Не зная языка, они не могли разговаривать, но могли обнимать друг друга в общем горе. Она думала о Марки и обо всех остальных, с кем ее свела судьба за эти дни. — Хорошо хоть пресса не добралась до тебя.