В Пеште уже зажглись огни. Но она почти не замечала поразительную панораму из золота и индиго. Дом взял ее за руку и привел в ярко освещенное кафе.
Скоро, слишком скоро для нарастающей тоски они оказались в кабинке с высокими стенами, что позволяло говорить свободно и одновременно любоваться ослепительно красивой панорамой другого берега. Дом сделал заказ и жестом велел Натали подождать, пока официантка не принесет кофе и корзинку с ржаным хлебом. Он налил в кофе Натали больше молока в соответствии с ее американскими вкусами и подвинул чашку:
– Выпей, передохни и расскажи, почему ты так расстроена.
Она подлила молока в кофе, повертела ложечку и снова прикусила губу.
– Натали. Расскажи.
Она подняла глаза:
– Та шваль, которую ты ловишь. Воры, мошенники и другие преступники. Я одна из них.
У нее перехватило горло. Она так боялась его реакции! Предвкушала отвращение или ледяное отчуждение. Тот факт, что он и глазом не моргнул, немного озадачил. Но только на момент.
– О боже! Ты знаешь? – Стыд облил ее жаром, вместе с ним пришло и ужасающее озарение. – Ну конечно! Ты с самого начала знал, верно?
– Не с самого начала и не детали.
Его спокойный, ровный тон был разительным контрастом начинающейся истерике в ее голосе.
– Только то, что ты была арестована, но обвинения позже были сняты, а ты оправдана.
Она ответила коротким горьким смехом:
– Очевидно, какие-то следы остались.
Официантка принесла гуляш. Короткая пауза не дала ей достаточно времени смириться с тем, что Дому известна ее самая глубокая, самая мрачная, самая унизительная тайна.
Официантка ушла, но дымящийся гуляш оставался нетронутым, пока Натали досказывала свою печальную историю:
– Понятия не имею, сколько всего тебе известно обо мне, но до того, как помогать Саре, я работала на штат Иллинойс, а именно в совете гражданской службы. Вместе с другими осуществляла проект оцифровки старых документов и монтажа в современные электронные записи. Мне очень нравилась работа. Было так здорово помещать старые документы в базу данных!
Она действительно любит свою работу. Только сейчас вспомнила об этом.
Натали взяла ломтик хлеба из муки грубого помола и стала им играть.
– Потом, – она медленно вздохнула от отвращения к себе, – я влюбилась.
Натали оторвала большой кусок от ломтя, слепила шарик и принялась катать в пальцах.
– Он был так красив, – жалко пробормотала она. – Высокий, хорошо сложен, голубоглазый, всегда улыбался.
– Всегда? Похож на идиота.
Ее губы дернулись.
– Идиоткой была я. Купилась на его разглагольствования насчет того, что пора осесть и завести семью. Размечталась о детской и минивэне с детскими креслами. Мне бы следовало понять, что я женщина не того типа, который может заинтересовать такого лощеного и утонченного человека, как Джейсон Де Витт. Или заинтересовать, но ровно настолько, чтобы он успел взломать мой компьютер.
Дом протянул руку и положил ладонь на пальцы, все еще нервно мявшие хлеб. Его пожатие было сильным и теплым. Глаза горели нескрываемым гневом.
– Мы позже обсудим, какого типа ты женщина. Сейчас позволь мне предположить, что произошло дальше. Мистер Утонченность использовал твой компьютер, чтобы добраться до протоколов и отчетов штата и нарыть тысячи адресов, дат рождения и номеров социального страхования.
– Скорее сотен тысяч.
– А потом продал все, верно? Полагаю, что русским, хотя в наше время рынок достаточно велик. А когда дерьмо попало в вентилятор, федералы проследили его действия и вышли на тебя.
– Продать он не успел. Его поймали с рукой в моем кувшине с вареньем. |