– Сара была так добра ко мне, – пробормотала она. – Мне нужно помочь ей с книгой.

– Конечно. Я тоже должен вернуться к работе. Слишком долго отдыхал.

Она перебирала подол позаимствованной рубашки. Нужно попросить Дома отвезти ее в магазин. Нельзя показаться на встрече с издателем в джинсах и топе. И все же так не хотелось проводить последние часы в бутиках.

– Возможно, это к лучшему, dragam, – утешал Дом, целуя ее. – Ты столько всего пережила! Купание в Дунае! Потеря памяти. Я. Нужно отступить и передохнуть.

– Ты, возможно, прав, – промямлила она.

– Конечно, прав. А когда Сара закончит книгу, мы решим, как быть дальше, хорошо?

Она хотела верить ему. Больше всего на свете хотела броситься в его объятия и заставить поклясться, что это не конец. Но вспоминала о Чмоки-Чмоки-Арабелле, чересчур теплом приветствии Лизель и шутках Джины и Зии относительно похождений Доминика.

Но Доминик уже тащил ее с дивана.

– Поскольку это твоя последняя ночь в Будапеште, нужно, чтобы она запомнилась. Пока мы не встретимся.

Натали цеплялась за последнюю фразу, глядя, как Дом кладет телефон в карман. Натянул любимую рубашку и настоял, чтобы она надела куртку.

– Куда мы едем?

– В мое любимое место в этом городе.

Он привез ее в пештский кафе-бар, крохотное помещение странной формы, шумное и забитое людьми в таких же рубашках, как у него, – в красно-черную полоску. Многие были его ровесниками. Хотя Натали видела мужчин моложе и совсем седых. Некоторые обнимали смеющихся болтающих женщин.

Их тепло приветствовали, и Натали даже не попыталась запомнить имена и лица. Здесь можно было наблюдать по телевизору игры мирового чемпионата по футболу, но места оказалось так мало, что Дом усадил Натали себе на колени. Она не смотрела телевизор и старалась запомнить все, каждый образ, каждый запах и звук, чтобы воскрешать их позже. Уже в Штатах, после того как выйдет книга Сары. Она отказывалась думать о неопределенном будущем во время игры. Даже когда они вернулись в мансарду, даже когда она стояла у окон, любуясь видом залитого светом купола парламента.

– Так красиво.

– Как ты, – шепнул он, прикусив ее ухо.

– Это вряд ли.

– Ты не видишь того, что вижу я.

Он обнял ее и прижался бедрами к бедрам. И, едва прикасаясь, провел пальцем по щеке.

– Твоя кожа такая мягкая, такая гладкая. Глаза отражают твое внутреннее «я». Такая умная, такая храбрая. Даже когда боялась, что память не вернется.

Дом с улыбкой перебирал ее волосы.

– Мне так нравится, когда они становятся золотисто-каштановыми на солнце. Как густой мед. А губы! Ах, Натушка, эти твои губы! Иногда они выражают презрение и отвращение, как во время нашей первой встречи. Я все гадал, могу ли заставить их дрожать от восторга и шептать мое имя.

Он продолжал целовать ее, хотя она не переставала думать о том, скольких женщин он покорил. Неужели он просто соблазняет ее? Неужели она снова влюбилась не в того мужчину?

Но она уже знала ответ. Доминик предназначен ей. Единственный, которого она захотела допустить в свое сердце. В свою жизнь. Сомнения и неуверенность не помешали ей сжать его лицо ладонями, когда она целовала его крепко и долго. Не помешали простонать его имя, когда он вел обоих к сокрушительной разрядке.

Прилетев в Нью-Йорк, она первым делом поменяла гардероб. Вселилась в отель и отправилась к «Мейсиз».

Сара улыбнулась при виде референта в простом, но хорошо скроенном синем костюме и желтой блузке. И улыбнулась еще шире после встречи с издателями, которые, узнав подробности ее приключений, торопились скорее заполучить окончательный вариант книги.