Она не ответила. А он почему-то не выпустил ее из объятий. Пусть поплачет. Отоспится. А завтра начнет жить эту жизнь заново. Без сталкера. Без несостоявшегося мужа, пьяницы, наркомана и гуляки. Без трупов и без него. Где бы он ни проходил, там поселяется смерть. Только вот ее отчаянная хватка, то, как она прижималась к его груди, то, как медленно и размеренно начинало биться ее сердце, говорило об обратном. Не смерть. Что-то другое. То, чему еще не дали названия, то, о чем не стоит думать, что не стоит обозначать.

Но все это будет потом.

Ему предстояло новое дело.

А ей — новая жизнь.

Эпилог

Конец апреля 2003 года

Париж

Ее пальцы замерли над черно-белыми клавишами фортепиано. Патетическую сонату Жаклин разучила год назад, но почему-то именно сейчас, вернувшись домой, решила вспомнить все, что когда-то умела. Играла как безумная. Пела. Плакала. Писала стихи и снова играла.

Жаклин почти не общалась с отцом, погруженная в мысли, думая о матери, о Треверберге, о своем решении стать профайлером — или кто там может расследовать самые громкие дела? И как с этим сочетается музыка? Она опустила руки, выгнула пальцы. Нет. Классику в сторону. Можно сыграть что-нибудь из любимого. Такое, чтобы за душу брало. Show Must Go On. Да, идеально. Знакомые звуки заструились по комнате, девушка блаженно закрыла глаза. Что бы ни происходило, шоу должно продолжаться. И жизнь должна продолжаться.

Открыв глаза, она вздрогнула. Отец стоял перед ней с каким-то пакетом в руках. Кристиан был бледен, но сосредоточен, характерно поджал губы. Жаклин убрала руки с клавиатуры и прерывисто вздохнула.

— Ну, давай, скажи мне что-нибудь еще. Тебе нужно уехать? И в конверте взятка?

Бальмон улыбнулся вымученной улыбкой человека, который до смерти устал.

— Нет. Выполняю волю твоей матери.

Желание шутить улетучилось.

— Волю?.. О чем ты?

— Она завещала передать тебе это. Когда ее не станет.

— Я боюсь смотреть, — честно призналась Жаклин.

По лицу Кристиана пробежала тень.

— Я тоже боюсь, — признался он. — Ты можешь бросить это в огонь. Или узнать то, что она должна была тебе рассказать, но так и не рассказала.

Жаклин поднялась с места, подошла к отцу, взяла у него пакет и опустилась на диван. Кристиан сел рядом. Пакет был объемным, казалось, что внутри лежит несколько тетрадей или конвертов. Сорвав сургучную печать, Жаклин вывалила себе на колени письмо и с десяток блокнотов. Удивленно осмотрела их, отложила в сторону и развернула письмо.

Здравствуй, Жаклин.

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Оно — часть твоего наследства, наследства и проклятия. Часть жизни. Часть тебя. У тебя и так было достаточно поводов ненавидеть меня. Я и так была отвратительной матерью — и теперь это понимаю. Но не могу исправить, потому что прошлое не поддается корректировке.

Скорректировать можно память. Восприятие. Но не факты. Факты моей жизни нелицеприятны.

Но теперь ты узнаешь все. О себе. Обо мне. Это знание разрушит тебя, и ты заново соберешься. Надеюсь, твой настоящий отец будет рядом. Надеюсь, он подскажет, как нащупать только свою дорогу в этом сложном мире. Он мудрый человек.

К этому письму прилагаются копии части моих дневников. К сожалению, по молодости я была импульсивна и многое уничтожила, но то, что осталось, поможет тебе сформировать мнение обо мне, о себе и об этой реальности.

Прости меня за то, что лгала. Прости за то, что ни разу не нашла в себе сил для обычного разговора.