Теперь в расширенных шанцах сидело по два десятка человек, а дозорные, патрульные группы были усилены и насчитывали аж до сотни всадников.

Двадцать седьмого декабря Алексей вместе со старшим унтер-офицером роты проводил ночную проверку караулов. В стороне дома Милорадовичей блеснул свет масляного фонаря и была видна какая-то суета.

– Пойдем, Макарович, поглядим, что там такое, – кивнул в сторону шума Егоров.

Около плетня стояли сани, и рядом притопывал знакомый уже Егорову староста из Баловней.

– Чего у вас стряслось, Опанас Платонович? До рассвета еще часа три, а ты здесь у нас толчешься? – поинтересовался Алексей.

– Пан офицер, до лекарей мне дюже требэ. Невистка рожает, а повитуха в по затот еще месиц у нас вмерла, – объяснял мужик. – Дуже голосно кричить баба, мучиться. Поспешати треба.

Из дома вышли Михайло с Катариной.

– Макарович, подними пятерку наших верховых, пусть сани туда и обратно сопроводят, – попросил сержанта Алексей. – Сам знаешь, время нынче неспокойное. Могут и наши на линии стрельнуть, не разобравшись. А так с этой пятеркой все как-то поспокойнее будет.

– Понял, Ляксей Петрович, я пулей! – отозвался ветеран и побежал в сторону квартирования роты.

– Не переживай, Алексинька, – улыбнулась Катарина. – И не забывай надевать мой шарф, чтобы тебе шею не задуло. Видишь, я все время в твоей шали хожу. Теплая она и такая мягкая, – и девушка прижалась к офицеру.

– Все, голубки, пора! – крикнул из саней Михайло. – Никак нельзя нам сейчас время терять, если что, егеря нас верхом быстро нагонят. Да у меня, вон, и свое ружье есть! – показал он фузею.

Сани тронулись, а у Лешки на душе была какая-то маета. Пятерка верховых проскакала по дороге вслед за санями, а он все не мог заставить себя идти в свою избу. С востока уже серело небо, и, проверив по большому кругу караулы, командир роты, наконец пошел к себе.

Вот и большая ротная изба, над печной трубой вился дымок, похоже, вестовой подтопил печь, чтобы не выхолодить жилище. У крыльца, постукивая ногу о ногу, стоял часовой.

– Что, Терентий, долго еще тебе стоять, не замерз? А то вон как под утро холодает.

– Да нет, не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, – протянул долговязый солдат. – Мне от силы часок еще остался. Все, почитай что отстоял я уже свой караул. Сейчас рассветет, и менять меня уже будут.

Со стороны тракта раздался стук копыт.

– Кого это там несет спозаранку? – удивился солдат и взвел курок на фузее. Стой! Кто таков?! Говори пароль, иначе стрелять буду!

– Киев! – послышался крик всадника, и он, подскочив, спрыгнул с коня.

– Беда, вашвысокоблагородие, турки с того берега прут, много! – доложился гонец. – Меня Быков к вам послал, еле проскочил я, вон даже полушубок просекли, – кивнул он на прорезь на рукаве и подтек крови. – Пару верст, не доезжая третьих шанцов, они через реку переходят. Сотни три их там, я сам своими глазами видел! Врачи к укреплению поскакали, а ребята вражину придерживали. Не знаю, на сколько их там всех хватит!

Лешка выхватил фузею у Терентия и разрядил ее в воздух.

– Тревога! Поднять всех!

Из избы выскочили, одеваясь на ходу, барабанщик и вестовой.