Заметив, как потухла надежда на побелевшем лице Лидии, врач добавил:

– Простите, но уже ничего сделать невозможно.

Вряд ли доктор тогда понимал, что приговаривает молодую женщину к жизни, полной страданий. Дональд не единожды погружался в безумие, и Лидии оставалось лишь терпеть эти страшные муки.

Ее терзал кошмар ожидания, при каждом расставании она мучительно пыталась представить – каким он будет, когда они встретятся вновь.

Иногда на три-четыре недели к ней возвращался прежний Дональд – обаятельный, тактичный, – но затем первые признаки безумия, вызывавшие у Лидии нешуточные опасения, вновь давали о себе знать. Дрожащие пальцы, чрезмерное возбуждение, яростные перебранки с прислугой, нелепые подозрения насчет соседей и всех, с кем ему приходилось общаться.

Весь день напролет Лидия жила в постоянном напряжении и страхе и часто уединялась у себя в комнате, вознося молитвы Всевышнему:

– Господи, сделай так, чтобы все прошло – раз и навсегда. Не допусти, чтобы ему стало хуже!

Увы, периоды спокойствия вновь сменялись бурей. Сердитый голос, повышенный тон, грубость, насилие и как следствие – раскаяние и слезы. Год проходил за годом, и в душе Лидии росла неприязнь, которая позднее выродилась в ненависть – особенно к неприятным сценам раскаяния.

Было нечто унизительное в манере Дональда, кающегося в своих прегрешениях. Порой синяки казались Лидии предпочтительнее поцелуев, которыми муж словно пытался уничтожить следы недавнего рукоприкладства.

Лидия все сильнее ощущала, как в ней едва ли не с каждым днем нарастает отчужденность, как она все больше и больше отдаляется от Дональда. В конечном счете ей стало ясно: как ни пытайся она убаюкивать себя ложью, на смену безразличию пришла ненависть. Господи, на сколько ей хватит сил и терпения и дальше жить рядом с ним? Ведь рано или поздно страдания наверняка перейдут меру, и тогда помощь понадобится ей самой. На ее счастье, судьба избавила Лидию от подобного унижения.

Во время очередного припадка безумия – из тех, когда Дональд становился неуправляемым и уже не отвечал за свои действия, – он тяжело покалечил одного из работников. После этого случая его увезли в частную психиатрическую клинику.

Сначала Лидия навещала больного супруга – его семья ожидала от нее соблюдения приличий. Раз в месяц она отправлялась на машине туда, где на высоком холме, с которого открывался вид на всю долину, стояла клиника, где практически в полной изоляции от окружающего мира теперь обитал Дональд.

Обычно, подъезжая к огромному уродливому особняку красного кирпича, Лидия ловила себя на том, что сбрасывает скорость, стараясь как можно больше оттянуть момент встречи с мужем.

Она боялась этих встреч, а дни, когда к Дональду почти возвращался разум, ненавидела даже больше, чем те, когда он едва узнавал ее, и ей начинало казаться, что она не имеет к этому человеку никакого отношения. Неужели она когда-то была за ним замужем? Неужели когда-то она любила его?

Но со временем ее визиты начали отрицательно сказываться на нем.

– К сожалению, ему становится только хуже после ваших приездов, – пожаловались ей сиделки.

Наконец ее попросили больше не приезжать в клинику.

Лидии некому было признаться, как она рада, что избавлена теперь от необходимости навещать мужа. Самыми близкими родственниками Дональда были его старший брат с женой.

Они никогда не одобряли этого брака, и хотя и считали своим долгом поддерживать отношения с невесткой, между ними не было ни искренности, ни признаков дружелюбия, ни капли человеческого тепла.