Брат Дональда, полковник Брайант, ежеквартально присылал Лидии чек на небольшую сумму, всякий раз сопровождая посылку просьбой придерживаться строгой экономии.

Когда же он взял в свои руки бразды правления в доме и поместье, Лидия была благодарна ему и даже пыталась оплачивать свои текущие расходы из собственных скромных средств, тех денег, что достались ей в наследство после смерти родителей.

Осиротевшую в шестнадцать лет Лидию воспитал брат матери, настоятель небольшой церкви в Шропшире.

Он умер через два года после ее свадьбы, и с его кончиной она оказалась одна, без родственников, если не считать нескольких троюродных сестер, которые были слишком заняты собственной жизнью, чтобы интересоваться ее делами.

Лишь одному человеку Лидия писала письма – Эвелин Маршалл, подруге матери. Ответные письма всегда были полны глубокой любви и здравого смысла и помогали ей справляться с тяготами ее нынешнего существования.

Миссис Маршалл также присылала ей книги. В годы тоскливого одиночества они стали для Лидии верными спутниками и друзьями, скрашивавшими ей жизнь.

Окруженная людьми, созданными исключительно ее воображением, она жила иллюзиями – ела, спала и читала, проворно передвигалась по безмолвному дому, в котором когда-то провела несколько счастливых лет, будучи молодой женой.

Кто мог предвидеть, что Дональд когда-нибудь станет таким, каким она видела его в последний раз? Тогда перед ней был – нет, не человек, а животное. Вернее, дикий зверь, который в припадке безумия, рыча, пытался растерзать ее своими сильными руками.

В камине громко стрельнул уголек. От неожиданности Лидия вздрогнула, затем встала, пригладила волосы и включила свет.

Взгляд ее упал на висевшее над камином зеркало, и она увидела в нем собственное отражение – темно-синие глаза, темные волосы, зачесанные назад, открытый высокий лоб.

«Мне уже двадцать семь, – подумала она. – Двадцать семь! И вот придется начинать жизнь заново».

Неожиданно со скрипом открылась дверь. Лидия резко обернулась, будто устыдившись того, что кто-то мог увидеть, что она разглядывает себя в зеркале. Но нет, это всего лишь слуга принес чай.

Какое-то время Лидия наблюдала за тем, как он ставит на стол серебряный чайник и тарелки с сэндвичами и пирожными, к которым она редко притрагивалась, и вдруг неожиданно для себя сказала:

– Я получила известие от полковника Брайанта, Маршэм.

Эти слова вырвались совершенно случайно, против ее воли, и она тут же умолкла, как будто у нее перехватило в горле. Однако Маршэм проявил должное понимание.

– Известие о хозяине, мадам? – участливо спросил он, глядя ей в глаза.

Лидия кивнула.

– Когда полковник в последний раз был здесь, он сказал, что брат плох. Я ожидал этого, мадам.

Слуга глубоко вздохнул, и Лидия поняла: с его стороны это был самый корректный и общепринятый способ выразить соболезнования. Внезапно она почувствовала, что теряет над собой власть.

В следующее мгновение Лидия с криком развернулась и бросилась вон из комнаты. Она взбежала вверх по лестнице, скорее нащупывая, чем видя перед собой ступеньки, и, влетев в спальню, сильно, со стуком захлопнула за собой дверь. Чувствуя, как по щекам струятся слезы, а тело сотрясают рыдания, она бросилась на постель. Но, даже горько рыдая, даже понимая, что теряет контроль над собой, Лидия отдавала себе отчет в том, что плачет скорее от облегчения, чем от горя.

– Я свободна, – повторяла она сквозь рвущиеся из горла рыдания. – Я свободна!

И от звука собственного голоса ей становилось стыдно.

Она совершенно не представляла себе, что ждет ее в будущем. Знала лишь, что все ближе и ближе подъезжает к дому Эвелин Маршалл, чувствовала, что с каждой минутой в ней возрождается прежняя надежда на лучшее, возвращается былая энергия.