Абзац не стал пересчитывать деньги.

— Мы квиты?

Абзац согласился. Потому что еще встречаются люди, которым можно верить на слово. Редко, но все же встречаются.

Абзац покинул усадьбу, когда уже наступали сиреневые сумерки. Надо было спешить. Позади, в старом парке за большим потемневшим домом, глухо роптали деревья, большой грецкий орех перед домом шумел и как-то особенно скрипел.

Дверь захлопнулась. Тело Матвеевича грузно осело в кожаное кресло, где еще недавно сидел Абзац. Перед ним стояла опорожненная бутылка коньяка. Глаза смотрели в одну точку. В сумерках рисовался открытый гроб. Мертвое лицо. Вот только кто в гробу? Не разобрать. Рука отстегнула ворот, и кровь отлила из набухших жил. Не проходил только туман перед глазами, в котором плавал безобразный, бесформенный серый мешок, подвешенный на березе. Он застонал. Взял пульт телевизора. Мелодичным, как течение ручейка, голосом миловидная дикторша с тонкими чертами лица сообщила: «На восточном побережье Сахалина, в районе поселка Взморье, обнаружены мертвые млекопитающие. Это 8-метровый кит и 2-метровый дельфин. Останки туши разделают и отдадут на корм собакам. По словам биологов, причины такого поведения морских животных могут быть разные. Возможно, они запутались в рыболовных сетях, заболели или погибли добровольно. Главная версия о самоубийстве китов и дельфинов существует с древности. Говорят, что таким образом они выражают свой протест против жестокого отношения человека к китообразным».

Матвей Матвеевич выключил телевизор и уставился на пламя в камине. Глядя на пламя, Матвей Матвеевич думал о том, что жизнь подобна реке: в детстве она – тихо журчащий ручеек, в молодости – стремительный поток, а к зрелости течение ее делается медленным, почти незаметным, все более замедляясь перед тем, как слиться с морем, с вечностью. Вытекая из небытия, из вечности, оно к середине жизни набирает скорость и движется к концу ее так стремительно, что просто не успеваешь следить за переменой событий и лиц, мелькающих на ее берегах. И вовсе не важно, что протяженность жизни у каждого своя. Но никуда не денешься от печати смерти, которая в назначенный Провидением срок ложится на лицо еще не ведающего что и почему… Есть лишь одна по-настоящему серьезная проблема – проблема самоубийства. Человек, в полной мере осознавший свою смертность, на самоубийство никогда не пойдет. Силы воли не хватит. Есть люди сильные, они идут на самоубийство обдуманно, в этом проявляется их сила. Есть люди слабые, у них самоубийство – это проявление слабости. Чтобы закончить жизнь, надо иметь на это право.

Он имел право, оно досталось ему в наследство от знаменитого предка в комплекте с пистолетом системы Кухенройтера. Он был уверен в этом. Это было такое право, которое никто не мог у него отнять.

Он взял чистый лист бумаги и дрожащей рукой вывел: «Ухожу добровольно. Осознаю, что уходящий таким путем не вправе рассчитывать на покой в мире ином. Хочу истребить Зло. Надеюсь на встречу…» Точка в этой записке не была поставлена. Слово «Зло» было написано именно так – с большой буквы.

Рядом с бумагой на столе лежал пистолет системы немецкого оружейника Кухенройтера. Он ждал своего часа. И дождался. Потому что Матвей Матвеевич тоже ждал. И дождался, когда остался один, сделав проверочный выстрел в кожаный диван. Следующим выстрелом он застрелился сам, пустив себе пулю в горло.

Тело нашли утром. Позже стало известно, что незадолго до смерти Матвей Матвеевич вызвал к себе нотариуса и внес дополнения в завещание. Согласно этим дополнениям московская квартира Матвея Матвеевича отходила к молчаливой, похожей на солдата домработнице, которую он называл Анной Иоанновной. А каждый из трех беспризорных братьев Сетко, нашедших пистолет, по достижении 18 лет должен был получить по 10 тысяч долларов.

— Пропьют, – прокомментировал этот пункт нотариус.