— Слухи словно вода — просачиваются сквозь каждую щель, и если редкие капли упадут на плодородную почву, то росток знания не замедлит проклюнуться и вырасти в стройное дерево мудрости и всеведения… Но чтобы росток не зачах, а рот рассказчика не пересох, их надо обильно полить из кувшина твоей щедрости, друг мой Битум-джан. И вот тогда…

— Саха! Говори нормально! — рыкнул я, не выдержав потока бреда.

— Тринадцать чужаков прибыли в город, — совсем другим голосом поведал бродяга, делая небольшой шажок вперед. — На большом армейском грузовике. Если угостишь куском мяса и глотком вина, расскажу остальное. Что скажешь? Не слишком большая цена за горячую информацию?

— Горячую? — хмыкнул я. — Саха, очнись. Про чужаков уже весь город знает. А грузовик я и сам видел, знаю и про огнестрелы.

— Рано утром была перестрелка, — осторожно добавил Саха, с надеждой поглядывая на меня подслеповатыми глазками. — Сильно стреляли. Ребятня несколько пригоршней гильз насобирала… опередили меня, гаденыши пронырливые, обогнали старика немощного…

— Вот сейчас чуток теплом потянуло, — сказал я и указал на рваное сиденье напротив. — Садись.

Обрадованный Саха поспешил плюхнуться на предложенное место, потянулся было грязными пальцами к мясу, но я быстро пресек поползновения, отодвинув тарелку в сторону.

— Ну-ну. — Я укоризненно покачал головой. — Так дела не делаются. Сначала убеди меня, что твои россказни стоят куска мяса и пары стаканов вина.

— А не обманешь? А? — пытливо уставился на меня Саха, сглатывая набежавшую слюну. Потрескавшиеся губы смыкались и размыкались, напомнив мне о морщинистой черепашьей пасти. Столь же беззубой и столь же пересохшей.

— Сегодня ты второй, кто меня об этом спрашивает, — усмехнулся я, неспешно отрезая небольшой ломтик мяса. — Ты говорил о перестрелке?

— Да-да, о перестрелке, — пробормотал бродяга, не отрывая жадного взора от моих мерно работающих челюстей. — Знатно постреляли.

— Продолжай, — поощрил я рассказчика.

— Ладно, — решился Саха. — Слушай. За трилистниками, что в окраинном бывшем новом микрорайоне, пришлые чужаки схлестнулись с кем-то из наших. С кем конкретно — неясно, но поговаривают, что это были люди Пахана. Мол, обозлился он, что Бессадулин за его спиной договорился с чужаками. Чем закончилась стрельба, никто толком не знает, а кто знает, тот молчит. Одно известно точно — пришлых было тринадцать, а осталась только дюжина. Один исчез. Как под землю провалился. Бойцы Бессадулина весь город перетрясли, в каждый подвал заглянули, но так чужака и не нашли. Только следы крови на песке.

— Перестрелка была в бывшем новом микрорайоне? В том, что с тремя домами-трилистниками? Уверен? — удивленно переспросил я.

Было чему удивиться — я наткнулся на труп во втором районе, а это, считай, другой конец города. Городок у нас маленький, но и здоровому человеку понадобится самое малое пара часов, чтобы преодолеть такое расстояние, через все руины и завалы. Прямого пути не существовало — только в обход и только если знаешь местность. Заплутать не заплутаешь, конечно, но времени потеряешь будь здоров. Ну ладно — час. За час можно успеть, если знаешь дорогу как пять пальцев. Если здоров и не истекаешь кровью. Как мог тяжело раненный чужой человек преодолеть путь в два с лишним километра через руины обрушившихся зданий и песчаные барханы? Он должен был умереть, не преодолев и трети дороги.

— Ты точно уверен, Саха?

— Уверен, Битум-джан, — довольно закивал плешивый Саха, проворно подтаскивая к себе тарелку с подостывшим мясом.