Росс поинтересовался:
— Не догадываешься, о чем думает Ирина?
Эвелин чуть испуганно посмотрела на мужа.
— И ты тоже?
Мужчина пожал плечами.
— Признаться, я с трудом понимаю этих русских. Не знаю, в ком дело — во мне или в них, а может быть, я просто все слишком близко к сердцу принимаю…
Риордан рассмеялась.
— Хочешь сказать, что нюхом чуешь что-то интимное за всеми этими свирепыми взглядами и тому подобным. Что ж, и я тоже. Мы хорошо знаем, что Михаил успел поухаживать почти за всеми дамами русского Агентства времени. Нам также известно, что он всеми силами стремился попасть в состав участников этой экспедиции. Я подозреваю, что его отношения со Светланой были не просто легкомысленным флиртом. А вот какую роль во всем этом играет Базарова, сказать трудно.
Росс скривился. Будь в составе участников одни мужчины, такого разговора не произошло бы. Да, наверное, его бы не произошло, и если бы в группу входили только женщины.
«А когда те и другие работают вместе, — подумал Мердок, — что получается в итоге?»
— Химические реакции, — сказал он вслух.
— Гм? — недоуменно заморгала его жена. — Между Михаилом и Ириной? Ну… Или это, или политика. Не стану делать вид, будто я их всех отлично понимаю. Особенно — Базарову. Все, что я знаю, а вернее сказать, все, что я чувствую, так это то, как между Михаилом и Ириной начинается некое соперничество. Он жаждет разгадать загадку, а она хочет, чтобы мы вернулись на Землю, пока с нами не случилось то же самое, что с их коллегами.
— Значит, ты думаешь, что она разгадывать загадок не желает.
Эвелин, расчёсывавшая волосы, замерла с щёткой в руке и покачала головой.
— Я думаю, Базарова решила, что это невозможно, поэтому и хочет свернуть миссию и отправиться домой.
Росс вздохнул и сел рядом с женой на диван. Его размышления перетекали с Михаила и Ирины на Сабу, скрытую от всех за стенами Дома знаний, а потом на него самого — и загадочную игру с джекками. Он ничего не сказал об этом Гордону — решил, что это слишком незначительная новость в сравнении со всем остальным.
Но когда Мердок вытянулся на матрасе, его мысли невольно вернулись к собственным словам «химическая реакция».
Через некоторое время световые датчики, перестав регистрировать передвижения людей по комнате отключили освещение. Эвелин уже дышала глубоко и ровно. Она уснула. Росс закрыл глаза и попытался отвлечься от всех раздумий.
Утро снова выдалось ясным, в чем супруги убедились, когда покинули нурайлское общежитие и вышли на улицу. Стояла ясная, жаркая и влажная погода.
— Ох, — вырвалось у Риордан, когда она откашлялась. Затем она еле слышно сказала ещё кое-что о местном климате.
Росс, повинуясь чувству долга, заставил сознание переключиться с ртутной лёгкости родного английского на тяжеловесный, как товарный поезд, йилайлский. Поразительно — насколько же его разум не желал приспосабливаться к этому языку. Во время предыдущих заданий он никогда не сталкивался с подобной проблемой.
Он спросил:
— Тебе тяжело говорить по-йилайлски? — Он выбрал слово, означавшее «мысль/разум/речь», и уже тогда, когда свистом и гудением озвучил свой вопрос, понял, что в этом и состоит его проблема: слова не передавали мысль «один к одному».
— Есть трудности, — просвистела в ответ Эвелин. — Думать/говорить… — Она растерялась и быстро добавила по-английски: — Каждое слово — это целый параграф. — Она виновато посмотрела на Росса и снова вернулась к йилайлскому. — Чтобы привыкнуть, понадобится, наверное, не меньше года. |