«Мои солдаты на войну с турками шли так, как если бы их вели под венец», — хвасталась Екатерина. Она писала Вольтеру: «Следует признать, что мы находимся в состоянии войны, но к войнам Россия давно привыкла; каждую войну она заканчивает в состоянии большего расцвета, чем когда вступает в нее!». Своему поклоннику в Ферне она напомнила, что взятием Азова и Таганрога она завершила дело, начатое задолго до нее Петром Великим. В войне, равно как и в других сферах российской жизни, она шла по следам своего великого предшественника, порой даже превосходя его.

О двух отвоеванных ею крепостях она образно выразилась как о «двух самоцветах, которые я взяла в оправу». В адрес турецкого султана Мустафы III она радостно бросила, что его настолько обескровила свирепость российских армий, «что бедняге ничего другого не оставалось, как только плакать». «Вот и нет больше ужасного призрака, которого я должна была бояться!» — продолжала она. Возможно, турецкая империя и велика, а ее армии неисчислимы, как песчинки на морском берегу. А ее собственные полки разве не были еще сильнее? Разве русские не обратили турок в бегство, даже не единожды, а дважды, каждый раз наполовину уменьшая численность турецкого воинства?

Второй год войны принес России еще более громкую победу. Обновленный российский флот, где служили, кроме русских, ливонские моряки, а также много офицеров, нанятых в Британии, пришел из Балтийского моря в Средиземное. В Европе этого не ожидали. Если русская армия прославилась своими победами, то русскому флоту еще предстояло показать себя в деле.

24 июня 1770 года в Эгейском море близ острова Хиос и портового города Чесма произошло знаменитое сражение. У России было двенадцать судов, у Турции — двадцать два. Ни один из флотов не был полностью экипирован. Ни русские, ни турки не могли похвастаться высоким мореходным и ратным опытом. Слепая же ярость была плохой заменой военно-морскому искусству. Русские, не имевшие преимущества в военной силе, умело использовали выгодные позиции и положения: загнав турецкий флот в Чесменскую бухту, подожгли его и полностью уничтожили. Полагают, в том бою погибло одиннадцать тысяч турецких моряков.

Чесменское сражение обескуражило турок и вызвало у русских прилив патриотических чувств. Екатерина в глазах Европы и мира стала настоящей героиней. Российский Давид поверг в прах турецкого Голиафа, который был смертельным врагом всего христианства.

По этому поводу в Петербурге несколько дней устраивались праздничные гуляния и благодарственные богослужения в храмах. Все русские моряки были удостоены особых наград, а Алексей Орлов, организатор средиземноморского похода российского флота, получил имя «Чесменского».

Эта пора была, пожалуй, еще более волнующей, бурной, чем первые дни правления Екатерины. С самого начала войны люди не переставая горячо обсуждали прохождение планеты Венеры, убежденные в том, что такое значительное событие в небесной сфере означает, что и дела человеческие достигли высшей точки. Все ждали важных перемен. Чесменская победа была воспринята как поворотный момент в чреде этих перемен. Осененная этой викторией Россия вошла в ряд ведущих европейских держав, с которой следовало считаться и вести дела.

Екатерина, не мешкая, постаралась увековечить свою грандиозную победу.