В сентябре 1772 года Павел стал совершеннолетним и из детства шагнул во взрослую жизнь. Но Екатерина, не желая изменить его положение, отказалась официально признать совершеннолетие сына. Павел был бельмом в ее глазу. Он уже научился высказывать собственное мнение. Он критиковал Екатерину за турецкую войну, за распрю с Польшей, дорого стоившей России. Вокруг него начали собираться единомышленники, хотя среди них пока еще не было влиятельных людей. Но это само по себе вызывало раздражение. Появились всякого сорта смутьяны, поддерживавшие Павла.

В начале 1773 года один из таких смутьянов, Каспар фон Зальдерн, мелкий дипломатический служащий, попытался организовать заговор, чтобы заставить Екатерину править вместе с сыном. Фон Зальдерн, дополнявший свое скромное жалование поборами и воровством — он украл у императрицы усыпанную бриллиантами золотую табакерку, — оказался никуда не годным заговорщиком и вскоре был разоблачен. Разгневанная Екатерина выслала его из страны. Но этот случай укрепил ее решимость держать Павла под неусыпным надзором, дабы предотвратить возникновение заговора.

Павел уже созрел для вступления в брак, и Екатерина горела желанием побыстрее женить его и дождаться внуков. В том, что Павел может стать отцом, никаких сомнений не было. Половую жизнь он начал в шестнадцать лет с женщиной, которая была старше его. Вероятно, его познакомил с ней Панин, сделав это с ведома и одобрения Екатерины. Его любовница родила сына, которому дали имя Симон Великий. Младенца Екатерина оставила при себе, подобно тому, как Елизавета когда-то держала в своих апартаментах Павла.

Выбрать невесту для Павла Екатерина решила в германских княжествах. Как и прежде, принцесс там было полным-полно, но найти подходящую девушку с хорошим характером, которая не затмила бы невзрачного с виду великого князя, было задачей не из легких.

Летом 1773 года в Петербург с тремя незамужними дочерьми, ни одной из которых не исполнилось еще двадцати лет, была приглашена графиня Гессен-Дармштадтская. Павлу из них понравилась семнадцатилетняя Вильгельмина. Екатерине она тоже пришлась по вкусу. Девушка была обходительна и любезна, правда, лицо ее усеяно прыщиками, но, слава богу, хоть не следами оспы. Но самым важным было то, что Вильгельмина выглядела здоровой, следовательно, могла стать матерью.

Мать Вильгельмины была весьма культурной женщиной, и дочь ее не могла не унаследовать материнских привычек и вкуса. Во всяком случае, государыня остановила свой выбор на этой девушке. Вильгельмину ознакомили с традициями православной веры и окрестили Натальей. 29 сентября состоялось венчание.

Старательно подыскивая сыну невесту, Екатерина одновременно позаботилась и о жизни молодых. Под апартаменты для новобрачной пары отвела она в Зимнем дворце несколько комнат и распорядилась, чтобы в них все было устроено по ее собственным эскизам. «Английская простота» была напрочь забыта: стены в одной спальне обшили золотой парчой с оторочкой из голубого бархата. Вторую, внутреннюю, спальню украшали колонны с вставками из голубого стекла, стены ее были обтянуты белым дамастом. Императрица лично уточнила все детали убранства и мебельной обивки для всех комнат и даже предложила использовать золотые декоративные изделия из ее собственных запасов. Все это делалось с единственной целью сделать Наталью счастливой, вызвать у нее желание достойно справиться с ролью великой княгини.

Екатерина помнила, как сама впервые приехала в Петербург почти двадцать лет назад, она помнила болезненное одиночество, тяжелое душевное потрясение от чудовищно нелепого брака. Желая избавить от подобных переживаний свою невестку, она написала ей своеобразное послание, где советовала избегать политических осложнений и сомнительной дружбы с иностранными министрами (это порой самой Екатерине не удавалось), не брать в долг и жить как можно проще.