Этот пилот занимал в единственном в поселке трактире низенькую комнатушку, пестревшую застекленными фотографиями, искусственными цветами и набожными картинками. Вечером Эрбийон нашел там Шаренсоля, Мишеля, Виранса и «доктора». Они со смехом рассказали ему, что Марбо, которому предложили принять участие в игре, с пугливой горячностью отказался. На столе стояла бутылка коньяка, лежали коробка сигарет и пачка карт. Оттенок электрического освещения уже изменился от дыма. Эрбийон вдыхал его с наслаждением.

Он спасался от унылых вечеров, от сельских улочек, в первые же два вечера вызубренных им до тошноты, от одинокого поглощения алкоголя на липком, просмоленном столе. Это бегство доставляло ему такое наслаждение, что он играл, даже не осведомляясь о цене жетонов, выложенных перед ним в ряд. Нарбонн, будучи богатым, проявлял аналогичную беззаботность. Их товарищи этим пользовались. Вставая из-за стола в тот момент, когда заря смывала с окон расплесканное ночью чернильное пятно, Жан обнаружил, что проиграл все свое жалованье. Однако, поскольку родители ежемесячно присылали ему сумму, в два раза его превышавшую, он ни о чем не пожалел.

На следующий день он стал вести себя более внимательно, однако его кипучая натура мешала ему на равных соперничать с людьми, для которых игра являлась лишь мимолетным развлечением. Он любил рисковать ради риска самого по себе и был не в состоянии при удачном ходе не заразиться тем интересом, когда на кон ставят больше, чем это следовало бы делать при трезвом мышлении. Перед этой квинтэссенцией дерзкого и стремительного приключения, каковой является карточная комбинация, его охватывало головокружение. Зная об этом, обычно он воздерживался от игры, но, вступив в нее, ничего уже не мог с собой поделать.

Снизу, из зала, доносились затянутые пьяными голосами напевы и отзвуки беззлобных перебранок. Кровь мощнее, неугомоннее текла по венам. Случайно сделанный удачный ход наполнял его невыразимой гордостью, он ощущал себя триумфатором, перед лицом которого меркли все прочие победы. У него в ушах лихорадочно пульсировал какой-то звон, а по всему телу разливалось особое, искусственное блаженство, какое достигается с помощью наркотиков.

С этих пор он стал жертвой игры. Вся его жизнь, подобно пустой рамке, колебалась вокруг стержня, состоящего из часов, проводимых у Нарбонна. Вставал он очень поздно; день бесцветно протекал перед его покрасневшими от ночных бдений глазами. Усталость пропитывала его тело, обманывала скуку. По мере того как сгущались сумерки, в него вселялась жажда риска и, полный придуманной, но всепоглощающей радости, он поднимался по ступенькам, которые вели в комнату, где его ждали карты. Там он боялся только одного – завершения партии. Пока он сидел за магическим столом, он пребывал во власти волшебства.

А между тем он регулярно проигрывал и вскоре остался без денег. Нарбонн одолжил ему некоторую сумму и посоветовал быть осторожней. Эрбийон выслушал его рассеянно, но попросить новой денежной помощи у отца ему было довольно трудно.

В три партии его кошелек истощился, и Жан был вынужден опять обратиться к своему товарищу. В этот же самый вечер, перед тем, как начать игру, «доктор» сказал Нарбонну:

– Мерсье попросил у меня разрешения к нам присоединиться.

Нарбонн был в нерешительности. Войдя в компанию, не стеснит ли их командир Мерсье, начальник сектора, своими нашивками и возрастом? К тому же по всей авиации о нем ходила слава как об опасном, проницательном и смелом противнике, любящем делать крупные ставки, очень щедром, но все время выигрывающем. Он был способен лишить равновесия игру, которая, будучи достаточно крупной, избегала чрезмерно высоких ставок.

– Ему этого очень хочется? – спросил Нарбонн.

– Очень, – ответил «доктор».

На следующий день Мерсье устроился за их столом. Это был человек, чьи плечи, лоб и челюсть были квадратными.