Для нее было великим облегчением сказать правду – мужчина, которого она не видела более семи лет, неотвязно преследовал ее. Он убедил Шварцман, что ее мать в больнице. Сумел ускользнуть от службы безопасности в ее квартире и принести букет желтых цветов. Цвет, который Спенсер обожал, а она ненавидела.

Но он был глуп, полагая, что способен подобраться к ней.

Она работала в полиции. Этим букетом занялся лично Роджер Самперс – глава отдела по расследованию преступлений. Всего за шесть месяцев жизни в Сан Франциско Шварцман почувствовала себя как дома. Здесь у нее впервые появилось собственное пространство. Она по настоящему отвечала за свою работу. Это давало возможность уделять ей положенное внимание и добиться успехов в деле, которое она любила.

Анна была хорошим специалистом, и ее ценили. Ее поддерживали коллеги. У нее были… друзья. Нелепая мысль для тридцатишестилетней женщины, но вот она. Ей здесь понравилось.

Сиэтл всегда был перевалочным пунктом. Первый город вдали от Спенсера, место, где можно было перегруппироваться, завершить курс обучения. Сиэтл идеально подходил для того периода ее жизни.

Теперь она стала врачом и была готова начать карьеру, пустить корни на новом месте. Ей надоело оглядываться через плечо. Она была полна решимости остаться в Сан Франциско, особенно после вечера, проведенного с этими женщинами.

Шварцман сделала последние записи и закончила работу. Она уже убирала тело обратно в холодильник, когда в кармане зазвонил телефон. Анна сняла перчатки и вытащила его из кармана лабораторного халата. Хэл.

– Ты – экстрасенс, – сказала она вместо приветствия.

– Правда? – ответил следователь отдела по расследованию убийств Хэл Харрис. За шесть месяцев совместной работы у них вошло в привычку слегка подтрунивать друг над другом, отчего ей нравилось работать вместе с ним. – Это почему?

– Я только что закончила работу с нашей обгоревшей жертвой.

– И?.. – спросил Хэл.

– Вскрытие показало массивную двустороннюю легочную тромбоэмболию с инфарктом легкого.

Хэл застонал:

– А теперь то же самое нормальным языком, Шварцман.

– Естественные причины. Он умер от массивных тромбов в легких.

– Чувак умирает естественной смертью, затем бросает сигарету в кровать и поджигает собственный дом?

Хэл умел подчеркнуть ироническую сторону их работы, но они всякий раз вздыхали с облегчением, если вскрытие показывало смерть по естественным причинам.

– Ага. Хочешь, чтобы я позвонила Хейли?

– Нет. Я сам ей скажу, – пообещал Хэл. – Ты готова еще к одному?

– Разумеется, – ответила Шварцман. Она всегда была готова взяться за что то новое. С головой уйти в работу, посидеть дома наедине с книгой или посмотреть старый черно белый фильм – обычно из тех, что нравились ее отцу, – это были лучшие ее моменты.

Теперь, когда Спенсер снова ее нашел, отвлекающие факторы сделались еще важнее. Телефонные звонки, жуткий букет желтых цветов за дверью ее квартиры…

Хуже всего было то, что никто в хорошо охраняемом здании не мог объяснить, как доставщик смог попасть на ее этаж. Семь лет и пять месяцев прошло с тех пор, как она ушла, но Спенсер до сих пор не сдается.

– Я сброшу адрес эсэмэской и пришлю фотографию, – сказал Хэл. – Я вышел из дома около пяти минут назад.

– Постараюсь уехать отсюда не позже чем через десять.

– Отлично, – сказал Хэл. – Скоро увидимся.

Она была готова завершить разговор, когда он сказал:

– Эй, Шварцман!

– Да?

– Ты хорошо поработала над тем последним.

Анна улыбнулась.