Но… тут не получилось. Все так складно вырисовывалось, вот только, видимо, больше в моей голове.

— Вы попрятались в речных заводях и на островах, носа своего не показываете, страдаете от недостатка еды и оружия, между тем, рядом много отличной земли, — чуть ли не кричал я.

Понимаю, что на Люте не стоит срываться. Он-то как раз из тех, кто пытается искать для бродников какие-нибудь пути не к существованию, а к развитию.

— Тысяцкий, а ты всерьез думал, что бродники решат участвовать в такой смуте? Ты можешь потерять своих воинов, но тебе есть, куда возвращаться. А выступят мои соратники на стороне великого князя, а он проиграет, так все наши селения выжгут. Мы никому не были нужны, чтобы помочь, нас били, мы прятались. Да, среди нас христиан больше, чем тех, кто чтит старую веру, но мы в кого хотим, в того и верим. Свои порядки, так заведено… — распинался Лют, которого явно задел и мой тон, и то, что я с пренебрежением говорил о таких, как он.

— Все! — сказал я и поднял правую руку. — Может, старшие твои и правы. Мы победим и без них, но после вопрос станет не о договоре равных, а о подчинении. А еще, Лют, ты можешь собрать тех воинов, которые готовы служить Братству. Порядок и правила наши ты знаешь. Спаси Христос, что принес мне ответ.

— Еще… — замялся Лют.

— Говори! — сказал я.

— То, что я могу сказать, стоит уже больше, чем ты за меня заплатил, — Лют встрепенулся. — Нет, тебе, Владислав Богоярович, я бы рассказал, но это для всего вашего воинства. Так что…

— Сколько тебе заплатить? — с раздражением спросил я, когда понял, к чему клонит Лют.

Не люблю товарно-денежные отношения среди тех, с кем сидел за одним столом и кому, может, не полностью, но доверился. Но, раз просит.

— Деньги не нужны… Нет, я и от серебра не отказался бы, но хочу просить у тебя… — все не решался сказать Лют.

— Да когда ты стал таким нерешительным? — спросил я.

— Когда задумал дело для себя великое. Скажу тебе, знаю, что если в силах ты будешь помочь мне, так сделаешь это. Задумал я Протолчу под себя взять, — сказал, как в воду плюхнулся, Лют [Протолча — древнерусское название поселения бродников на острове Хортица].

— Э-ка замахнулся ты! — я покачал головой. — На порогах стать, да так, что будут купцы ходить, никто мимо не прошмыгнет, всем нужны будут волоки, чтобы пороги обойти.

— То-то и оно. Есть у меня свая ватага таких хлопцев, что и в огонь, и в воду за мной. Знаю, что гневаться будешь, что не привел соратников своих. Но дай взять Протолчу и прикрыться именем Братства. Я рискую. Если вы не одержите победу, так и меня убьют.

— Но без риска нет золотого прииска, — задумчиво сказал я. — Продолжай!

— Многие ушли дальше от свары, что вы затеяли. Много бродников нынче на Дону и за Доном. У меня хватит сил взять Протолчу, а когда все закончится, да придут туда и бродники иные, и княжеские люди, то нужно мне прикрыться чем-то, — объяснялся Лют.

— Братством? — проявил я недюжинную смекалку.

На самом деле, Лют плохо понял мой характер и цели. Может, потому, что мало был рядом со мной, или что я не так, чтобы и откровенным был с ним. Экспансия… Да я только к ней и стремлюсь и думаю о том, как быстро брать ряд территорий под свой, Братства, контроль.

Можно было бы такие мысли отложить и на потом, мол, победить вначале нужно. Вот только без победы и думать больше не о чем. Если случится поражение в этой смуте, мне останется только просить неведомые силы, чтобы вернули меня назад, в будущее, так как стыдно и больно будет расписываться в своем бессилье, что не изменил Русь, не сделал сильной.