Солнце село.

Перед Орфеем осталось восемь человек, в надвигавшихся сумерках глядевших, как друзья исчезают вдали.

Внезапно Покс пропела:

— Хмельной шишкобой! — и Бёртон прошептал:

— Я бы не мог сказать лучше.

Одна нога перед другой.

Шаг. Шаг. Шаг. Шаг.

Гляди под ноги. Не обращай внимания на холод.

— Далеко? — промямлил Кришнамёрти.

— Скоро. На рассвете, — ответил Бёртон.

Они волокли по песку волокуши, нагруженные едой и водой, кастрюлями и фонарями, винтовками и боеприпасами, палатками, одеждой, инструментами и всем остальным оборудованием. Кришнамерти казалось, что с каждым шагом волокуши становятся тяжелее.

Над головой искрился Млечный Путь, ослепительный, глубокий и бесконечный. Встала полная луна и низко покатилась по небу. Вокруг вздымались дюны, освещенные серебряным светом.

Шаг. Шаг. Шаг. Шаг.

Вторую волокушу тащили Траунс и Честон.

За ними устало шли две женщины.

Герберт Спенсер, в защитном костюме, хромал немного позади.

— Устал, — сказал Честон. — Четыре часа ходьбы.

Траунс гортанно подтвердил.

Алджернон Суинбёрн, шедший впереди, взобрался на вершину следующей дюны и застыл, положив винтовку на плечо. Оглянувшись на товарищей, он немного подождал их, а потом исчез за песчаным пиком. Прежде, чем остальные добрались до подножия пологого склона, восточное небо внезапно вспыхнуло.

Бёртона не удивил такой быстрый рассвет в этой части света, но остальные были поражены. Еще минуту назад их окружала холодное свечение ночи, а сейчас небо побелело, звезды исчезли, блестящий солнечный свет преобразил ландшафт. Пустыня превратилась из обнаженной холодной кости в горячую сухую плоть.

Они с трудом брели по ней.

Шаг. Шаг. Шаг. Шаг.

— Прикройте глаза, — крикнул Бёртон.

По его рекомендации они надели куфью — квадратный головной платок из ярко-полосатой материи, державшийся на голове обручем, икалем — и сейчас все опустили ее на лицо. Свет пробивался через материю, но не ослеплял, и, забравшись на верхушку дюны, они ясно увидели через ткань рыжеволосого поэта, уже достигшего подножия и начавшего взбираться на следующую дюну.

— Я чувствую жару! — воскликнул Кришнамёрти. — Уже!

— Через два часа она станет невыносимой, — предсказал Бёртон. — Но к этому времени мы уже разобьем лагерь в Аль-Атифе.

Спустя несколько ярдов Честон посмотрел на огромный расплавленный шар и прошептал:

— Gladiolus gandavensis.

— Что? — спросил Траунс.

— Растение. Не очень выносливое. Не любит зиму. Лучше всего сажать до середины марта. Поливать индивидуально. Ты должен попробовать поухаживать за ним, Уильям. Посади в своей теплице.

В первый раз за все годы совместной работы Томас Честон назвал детектива-инспектора Траунса по имени.

— Эй, Честон, как ты себя чувствуешь, старина?

Невысокий жилистый человек улыбнулся.

— Думаю о своем саде. Что буду делать, когда вернусь. Ты любишь возиться в саду?

— О нем заботится жена. У нас вообще только маленький клочок земли, отданный под капусту и картошку.

— А. Практический.

Шаг. Шаг. Шаг. Шаг.

— Уильям.

— Да.

— Я был не прав.

— Не прав?

— Джек-Попрыгунчик. Не верил тебе.

— И никто другой.

— Ты был прав. Он был при убийстве королевы Виктории.

— Да.

— Простишь меня? Неправильно судил о тебе.

— Уже простил, старина. Давно.

— Я бы хотел кое-что сделать, когда вернемся назад.

— Что?

— Ты и миссис Траунс.