...Снег все падал и падал, и лепился к окну грузными хлопьями; там, за стеклом, распласталась тусклая пульсирующая тьма и кое-где за черными ветками в домах смутно теплились огни, а дальше, в темном море, где снежные хлопья смешивались с холодными волнами, гудел ревун - не знаю, что должно случиться в этом мире, чтобы заставить его замолчать. Ветер дул с моря, и оно раскачивалось, разбивая о бетонные блоки волнолома тонны и тонны воды. Рустам, наконец, выдохся и отправился спать в соседнюю комнату, а я прилегла на диван. Я так давно не пила кофе, что он оказал просто ударное какое-то действие, и я никак не могла заснуть. Дай они хоть какой-то свет, я бы почитала - у Катюши была отличная библиотека, одна из лучших в городе. Но, скорее всего, теперь они просто больше не будут давать электричество даже по вечерам...

* * *

А с утра домой тоже не было смысла идти, и я поплелась к себе в редакцию. На работе я появлялась скорей по привычке - газета все равно не выходила. Остальные сотрудники, видимо, руководствовались тем же - народ какой-то в редакции всегда болтался.

Корреспонденты отдела "Бытовые мелочи" резались в преф, а завотделом "Наука и культура" беседовал с каким-то типом в потертом габардиновом пальто. Вид у его собеседника был не совсем нормальный - редакция почему-то всегда притягивает психов, как магнит железные опилки. "Бытовые мелочи" велели мне быстренько бежать в столовую - туда завезли товар. Я метнулась на цокольный этаж, отстояла просто смешную очередь - полчаса, не больше, ткнула буфетчице свое удостоверение и оказалась счастливой обладательницей трех банок тушенки с бобами. Ребята уже успели согреть чай, я вывалила на стол все то же многострадальное печенье, и мы уселись убивать время.

Не думаю, чтобы хоть кому-то из нас платили тут какие-то серьезные деньги, хотя иногда перепадало кое-что, - ходили, скорее, за тем, чтобы быть на людях и не опуститься вконец. Имитация деятельности спасала от психических срывов почти так же хорошо, как и сама деятельность.

Я сидела за обшарпанным столом с чернильной надписью "Мон шер ами, опять вы правы, на идиотов нет управы", пила почти бесцветный чай и убеждала себя, что худшую пору мы уже пережили. Летом будет легче.

Тут ко мне повернулся завотделом "Наука и культура" - Вадька Заславский. Посетитель его уже пропал к тому моменту, как я вернулась из столовой.

- Слушай, Ритка, ты что вообще знаешь про эти комитеты спасения?

- Ничего не знаю. Да и знать не хочу. Не верю я ни в какие комитеты, а уж в спасение тем более.

- Плакаты их я видел, - объяснил Вадька. - Но ведь кроме плакатов ничего нет. Ни программ, ни агитаторов, ни штаб-квартиры - ничего. Да и плакаты эти - одна чистая формальность. Он же просто не существует, этот комитет.

- Ну, значит, это миф. Миф и блеф. Смутное время, - говорю, - всегда порождает мифы. Сон разума, знаешь ли...

- В городе, - уперся Вадька, - сейчас работает только одна типография. При комендатуре военного округа. И ничего подобного, никаких плакатов не печатают - я узнавал. Тем более, в три цвета да еще на такой бумаге.

- Ну и что? Значит это подпольная типография. Ты что, никогда подпольных типографий не видел?

- Подпольные типографии я видел, - объясняет Вадька. - Но ты понимаешь, в чем дело... Тот мужик, который тут был только что, - он говорит, что открылось отделение этого комитета. Контора. У него во дворе. Еще вчера там было пусто и окна заколочены, а сегодня свет горит и табличка висит: "Районный комитет спасения. Прием населения с 9 до 17".

- Ну и что? А внутрь он заходил?

- В том-то все и дело, - говорит Вадька. - Там вахтер на дверях сидит. И этот вахтер его не пустил дальше порога. Хотя и в приемные часы.

Я слегка насторожилась.

- Ну, а я тут при чем?

- А при том, что это рядом с тобой. На Канатной. Может, зайдешь туда по дороге? Как домой пойдешь.